Вскоре я чувствую, как платформа меняет направление и начинает двигаться вверх. Ли Бонхве спрашивает, глядя на меня с улыбкой:
– Что ты там разглядываешь?
– Скажи, а на этом подъемнике можно попасть за пределы Сноубола? – У меня вдруг появляется надежда, что, пусть на краткое мгновение, я смогу вернуться домой и увидеть родных, хотя бы пока они спят.
– Нет, это совершенно исключено. Даже в пределах Сноубола можно попасть всего в несколько мест.
– Понятно, значит, не такое и выдающееся это изобретение.
Почувствовав в моем голосе разочарование, Ли Бонхве едва заметно улыбается.
В следующий миг платформа останавливается у зеркального прохода в мою будущую гримерную. Поверхность зеркала отсюда выглядит темной, словно тонированное стекло автомобиля. Ли Бонхве несколько раз внимательно всматривается сквозь него, желая убедиться, что в комнате никого нет. Все это время он не выпускает моей руки.
– Скажи, это ты принес тогда в спальню мою туфлю?
Оглянувшись на меня, он уклончиво отвечает:
– М-м? А что?
По его взгляду я вижу, что он не совсем понял мой вопрос.
– Ничего, я пойду.
И снова я первой выпускаю из своей руки его ладонь.
– С днем рождения, – произносит он слова, которые не решился произнести в кабинке канатной дороги. – Я оставил тебе подарок и письмо.
– Да? А когда?
– Вчера ночью.
Я не могу спросить, где Ли Бонхве оставил письмо. Не думаю, что он отправил его по почте. Должно быть, у них с Хэри было свое тайное место. И конечно, Хэри вряд ли могла открыто туда ходить. Ведь госпожа Ча Соль просматривает все записи и сразу бы обо всем догадалась. Наверняка она не скрыла бы от меня подобную информацию.
– Спасибо.
Сделав шаг, я оказываюсь в гримерной и некоторое время стою спиной к зеркалу. Вскоре по едва заметной вибрации я понимаю, что Ли Бонхве удаляется. Обернувшись, я вижу в зеркале лишь свое четкое отражение.
Я пытаюсь представить себе, какой была Хэри. Мать ее ненавидела, Ко Мэрён раздавала пощечины, но Хэри всегда появлялась на экране телевизора со счастливой улыбкой. Трудно поверить, что на сердце у нее лежал тяжелый груз, пока окружающие завидовали ей и восхищались ее счастливой жизнью. Должно быть, она ненавидела Ча Соль, которая монтировала видеозаписи так, чтобы никто не мог видеть ее страданий.
Но как же он собирается ей отомстить? Ведь это законное право режиссера – кроить из личной жизни актера образ по своему усмотрению. И какое дело наследнику огромной медиаимперии до обычного режиссера?
Что же между вами произошло?
Ясно одно: Ли Бонхве способен вывести меня на чистую воду. Ведь мне ни за что не найти письмо и подарок, которые он приготовил для Хэри.
– Мисс Хэри, как вы планируете добираться до дома? – спрашивает меня Фрэн, приоткрыв дверь.
– Я хочу сначала зайти к режиссеру Ча Соль.
– А, я слышал, госпожа Ча тоже живет в этой башне.
У режиссера Фрэна квартира тоже здесь. В этом здании живут большинство из тех, кто причастен к созданию прогноза погоды.
Заговорщицки подмигнув, Фрэн продолжает тихим голосом, чтобы нас не смогли услышать другие сотрудники:
– Между прочим, я тоже в некотором роде квартирант в этой башне. Я лечусь здесь в больнице.
Больница в башне SNOW TOWER – самое дорогое лечебное учреждение Сноубола, в ней работают лучшие врачи.
– А я и не знала, что вы снова легли в больницу.
Фрэн бросает на меня тревожный взгляд, словно белка, которая позабыла, где спрятала орех.
– Как, неужели и до вас дошли слухи о том, что летом я попал в больницу?
О черт! Конечно же, я узнала об этом не из сплетен, а из сериала, где Фрэн исполняет главную роль.
– Нет, что вы… Понимаете…
– Что ж… В новостной редакции много сотрудников, и у всех есть глаза и рот…
Одарив меня печальной улыбкой, он нажимает кнопку вызова лифта. Дверь лифта открывается уже через несколько секунд. Мне нужно на сто шестьдесят второй этаж, а Фрэну – на семьдесят третий.
– Заглядывайте ко мне как-нибудь на семьдесят третий, как начнете работать в студи.
– Я думаю, к этому времени вас уже выпишут, – отвечаю я с искренней улыбкой. Ведь Фрэн моложе моего дедушки, к тому же его будут лечить лучшие в мире врачи. – Я уверена, вы скоро поправитесь.
– Тогда приходите ко мне домой. Я хорошо готовлю пасту, даже думаю после выписки открыть свой ресторанчик.
– Обязательно зайду! А если вы откроете ресторан, с радостью устроюсь к вам официанткой.
Но вот и мой этаж.
– Буду ждать с нетерпением. Всего вам доброго!
Я выхожу, а Фрэн приветливо машет мне рукой и исчезает за закрывающимися дверями лифта. Я же смахиваю навернувшуюся слезу.
Лобби сто шестьдесят второго этажа представляет собой небольшой зимний сад. Я прохожу через него и звоню в квартиру госпожи Ча. Внутри слышны какая-то возня и голоса, но вскоре дверь распахивается, и передо мной оказывается госпожа Ча в уличном пальто, будто она только что вернулась домой.
– Ты почему так рано?