Снежный Цветок и заветный веер

«Я», — сказала она. Это было правильно. Я написала следующий иероглиф под ее пупком. «Думать», — сказала она. Затем я поступила в точности, как она, и написала иероглиф прямо у ее правого бедра. «Легкий». Теперь на левом. «Снег». Она знала этот стих, поэтому тайной были не сами слова, а ощущения при их написании и прочтении. Я уже коснулась всех тех мест на ее теле, что и она на моем теле. Теперь мне нужно было найти новое место для письма. Я выбрала нежную область, где ребра сходятся над животом. Я по себе знала, что это местечко очень чувствительно к прикосновению, к страху и к любви. Снежный Цветок вздрогнула, когда я начала писать. «Рано», — сказала она.

В строке оставалось только два слова. Я знала, чего мне хочется, но колебалась и в задумчивости покусывала палец. Затем, осмелев от жары, лунного света, от ощущения ее кожи под моими руками, я стала чертить иероглиф на одной из ее грудей. Губы Снежного Цветка приоткрылись, и ее дыхание перешло в легкий стон. Она не назвала слово, а я и не спрашивала. Прежде чем написать последний иероглиф, я легла на бок рядом со Снежным Цветком, чтобы лучше видеть реакцию ее кожи на мое прикосновение. Я лизнула палец, провела линию и увидела, как ее сосок напрягся и сморщился. Минуту мы лежали совсем неподвижно. Потом, не открывая глаз, Снежный Цветок шепотом произнесла всю фразу: «Я думаю, это легкий снег раннего зимнего утра».

Она повернулась на бок, лицом ко мне, нежно положила руку на мою щеку. Она делала так всегда, с тех пор как мы начали спать вместе, все эти годы. Ее лицо светилось в лунном сиянии. Затем она провела рукой по моей шее, груди и остановилась на моем бедре. «У нас еще две строчки».

Снежный Цветок села, а я перевернулась на спину. Я думала, что мне было очень жарко все прошлые ночи, но сейчас внутри меня горел огонь, который обжигал сильнее любой жары, ниспосланной на нас богами в череде бесконечно повторяющихся времен года.

Я заставила себя сконцентрироваться, увидев, что Снежный Цветок собирается написать первый иероглиф. Она передвинулась на постели и положила мою ногу себе на колени. Она стала чертить на внутренней стороне моей левой лодыжки, прямо над краем моей красной ночной туфли. Закончив, она дотронулась до моей правой ноги. Так она переходила от одной ноги к другой, продолжая при этом писать прямо над моими бинтами. Мои ноги — причина такой сильной боли и горя, предмет моей гордости и признак моей красоты — трепетали от наслаждения. Мы были двумя половинками восемь лет, но никогда еще мы не были так близки. Строчка гласила: «Глядя вверх, наслаждаюсь полной луной в ночном небе».

Мне страстно хотелось, чтобы Снежный Цветок испытала то, что чувствовала я. Держа ее «золотые лилии» в своих руках, я положила ее ноги себе на бедро. Я выбрала самое чувствительное для меня место — выемку между косточкой на лодыжке и сухожилием. Иероглиф, который я написала, означал: склонившись, сделав коутоу или распростершись ниц.

На другой лодыжке мои пальцы начертили слово «я».

Положив ее ноги на постель, я написала иероглиф на икре. Затем перешла к местечку на внутренней стороне бедра, прямо над левой коленкой. Два последних слова я изобразила на ее бедрах. Я наклонилась вперед, чтобы начертить совершенные иероглифы. Потом я подула на них, зная, какое ощущение это вызовет у Снежного Цветка, и увидела, как колыхнулись волоски у нее между ног.

Мы прочли все стихотворение вместе.

«Постель освещена лунным светом.

Я думаю, это легкий снег раннего зимнего утра.Глядя вверх, я наслаждаюсь полной луной в ночном небе.Склонившись, я тоскую по дому».

Мы знали, что это стихотворение написано об ученом, который путешествует и тоскует по дому, но после этой ночи я навсегда поверила, что оно написано о нас. Снежный Цветок была моим домом, а я — ее.

Прекрасная Луна

Прекрасная Луна вернулась домой на следующий день, и мы возобновили нашу работу. Несколько месяцев назад будущие родственники назначили Даты наших свадеб и сделали первые взносы официальных выкупов — прислали свинину, сладости, а также пустые деревянные короба, чтобы мы сложили туда свое приданое. И наконец, они прислали ткани.

Я уже говорила, что для нашей семьи ткали Мама и Тетя, а к тому времени мы с Прекрасной Луной умели ткать сами. Но когда я думаю о том, что мы делали своими руками, мне приходит на ум слово «домотканый». Папа и Дядя выращивали хлопок, женщины в нашем доме очищали его, мы использовали пчелиный воск для создания узора на ткани, а синий краситель для ткани мы расходовали очень умеренно, потому что должны были его экономить.