После того, как Че заканчивает свою критику Эвы и всего, за что она боролась, фокус смещается обратно на похороны. Хор начинает петь латинскую «Salve Regina» на мотив куплета «Oh What a Circus», которую затем подхватывает весь оркестр. Теперь мы слышим голос Эвы, звучащий в буквальном смысле из могилы.
Она поет «Don’t Cry for Me Argentina» со своей собственной версией припева, который мы впервые услышали из уст Че. Мелодия «Oh What a Circus» и «Don’t Cry for Me» больше не раздается вплоть до выхода Эвы на балкон Каса Росада Минутная последовательность захватывает, потому что аудитория начинает подсознательно связывать эту музыку с персонажем Эвы.Я улыбаюсь каждый раз, когда слышу похороны. С тех пор, как я увидел «Тоску» в постановке Дзеффирелли на Ковент-Гарден, мне нужна была подходящая сцена, чтобы выстрелить из пушки со сцены. Тим сделал мне подарок. В песне «Oh What a Circus» упоминались пушки, и я не мог упустить возможность. После сцены похорон мы занялись рок-мелодией в размере 6/4, которая должна была дать толчок развитию действия. Она намеренно не была даже близко похожа на латиноамериканскую музыку. Из рассказа Че мы узнаем, что Эва сошлась с второсортным исполнителем танго по имени Агустин Магальди, так что покинула свою провинциальную дыру и отправилась прямиком в Буэнос-Айрес. Магальди безуспешно пытался отговорить Эву, о чем зрители узнают из песни «Eva Beware of the City», но в «Eva on the Move» она ясно дает понять, что ни перед чем не остановится.
Они приезжают в столицу под звук парагвайских арф, чей звук так заворожил меня в 1976 году. Мне очень нравился этот «взрыв» арф, потому что музыканты любят играть на этом инструменте в дециму, так что в их исполнении всегда можно услышать большую терцию. Когда они играют в разных октавах, они совершают один из главных смертельных грехов, по мнению преподавателей гармонии. Я был тоже не прочь согрешить самым постыдным образом.
Ключевая песня «Buenos Aires» демонстрирует не только триумфальный приезд Эвиты, но и социальный состав города. В 1976 году я хотел, чтобы аккомпанирующая группа была более «роковая», так что мы с гитаристом Генри Маккалау написали небольшой рифф. Но спустя годы аутентичность взяла свое, и в постановке Майкла Грандаджа боссанова обрела безраздельную власть. Тим очень ловко придумывал, как ненавязчиво вводить Че в действие. Например, как в песне «Goodnight and Thank You», где целая группа любовников Эвы бесцеремонно оказывается на улице. Тиму удалось сжать несколько лет повествования всего лишь в одну песню.
Следующей на оригинальной пластинке идет композиция «The Lady’s Got Potential». В музыкальном смысле это рок-песня на старый манер, в которой Че уходит от истории Перонов и рассказывает о своих надеждах в отношении патента. Когда постановкой занялся Хал, песню заменили на «The Art of the Possible». (Алан Паркер, настоящий старый рокер, восстановил песню в своем фильме 1996 года, исключив, конечно, инсектицид.) Затем на политическом митинге по сбору средств для пострадавших от землетрясения Эва знакомится с Пероном и заигрывает с ним песней «I’d Be Surprisingly Good for You». Здесь, как и в случае с «Don’t Cry for Me», мне нужна была мелодия, которую я смог бы вновь использовать в предсмертной сцене Эвы.
«Another Suitcase in Another Hall» была специально написана как самостоятельная песня, спетая юной любовницей Перона, после того как ее сместила идущая напролом Эва. Я последовал совету Хала и переделал некоторые мелодии из «Дживса». Тим считал, что худшим эпизодом «Дживса» была песня о теннисном турнире «Summer Day». И он был прав. Так что я переделал ее припев для «Another Suitcase». Я предложил вплести песню в структуру, повторив ее в сцене, где, в тот момент, когда Эва яростно цепляется за жизнь, появляется новая очень юная любовница Перона. Мы так никогда и не написали эту сцену, но намек на «Another Suitcase» все же раздается в конце финальной сцены между Пероном и Эвой.