ПЕРВЫЙ АЛЬБОМ С «ЭВИТОЙ» позиционировался MCA как опера. Вполне понятно, что это вызвало возмущение в одних кругах и невероятный ажиотаж в других. Как еще мы могли назвать наше произведение? Оно не было «рок-оперой» – его большая часть исполнена оркестром, и, в любом случае, этот термин уже устарел к 1976 году; не было оно и мюзиклом в традиционном понимании, так как в нем не было диалогов, только песни. Лично я считаю, что это бессмысленная дискуссия. Британские отзывы разделились на два лагеря. Наш вечный соратник Дерек Джевелл из Sunday Times возглавил лагерь под названием «Настоящий шедевр», в то время как тогдашняя поп-библия думающего человека, еженедельник Melody Maker назвал «Эвиту» «Огромным индюшачьим забегом» и пришел в ужас от того, что Джули Ковингтон связана с подобным мусором.
Конечно, подобный отзыв не сподвиг Джули помочь нам с раскруткой альбома.В отличие от «Супезвезды» «Эвита» стала настоящим хитом в Британии и доброй половине развитых стран, но не в США. Сингл «Don’t Cry for Me» медленно, но верно завоевывал британское радио, и в итоге занял место легендарной шестиминутной композиции «MacArthur Park». Диджеи восхищались нашей смелостью оставить одноминутное вступление оркестра.
К концу февраля наш с Тимом первый сингл, который возглавил британские чарты, оказался в невероятно популярном телешоу «Top of the Pops». Но даже тогда Джули Ковингтон отказалась выступать. Правда, она соизволила дать знать о своем присутствии, когда на фоне фотографий Эвы Перон заиграла песня. Я был страшно удивлен, когда «Don’t Cry» заняла первое место в танцевальном рейтинге. Песня с одноминутным вступлением адажио, исполненным симфоническим оркестром, видимо, подразумевала такие танцевальные движения, о которых я и знать не знал. Впрочем, я быстро нашел разгадку. «Don’t Cry» ставили на дискотеках, чтобы расчистить танцпол.
«Эвита» была не единственным моим проектом. Хал Принс как-то предложил мне посмотреть очаровательный фильм «Господин Шекспир», в котором очень юная Фелисити Кендал играла актрису странствующей театральной труппы, которая ставила в индийских городах пьесы Шекспира в пику растущему влиянию Болливуда – невыполнимая миссия, если такая и была в реальности. Я так и не смог понять, как Хал собирался превратить эту историю в театральный мюзикл. Думаю, он тоже не вполне понимал, поэтому задумке так и не суждено было сбыться. Возможно, я просто не был готов к «Господину Шекспиру». Годы спустя я стал продюсером «Bombay Dreams», первого болливудского мюзикла на лондонской и бродвейской сценах, который явил Западу гениального композитора А. Р. Рахмана, который впоследствии получил аж два «Оскара». В Лондоне мюзикл прошел на ура, но Рахман – мусульманин, и когда я поставил мюзикл на Бродвее, критики отреагировали на него так, будто я вступил в Аль-Каиду.
В общем, я потерял все свои вложения.«Паровозик Томас» тоже не был забыт. Я написал несколько песен с Питером Ривзом, нашим рассказчиком из эдинбургского и вест-эндовского «Иосифа». Питер был остроумным писателем с огромным опытом работы на детском телевидении. Джонни Хамп из Granada заказал нам пилотную серию (мы записали ее в январе 1977 года). Руководство телекомпании пришло в восторг, и мультипликаторы приступили к своей кропотливой работе. В моем третьем проекте не было соавторов. Я начал писать «Вариации на тему Паганини».