Мы заселились в начале года и устроили новоселье без мебели и еды, оживленное присутствием Нормана Джуисона, нового режиссера экранизации «Суперзвезды».
Тиму предложили написать сценарий, но его концепция требовала вложений, на фоне которых бюджет «Бен Гура» казался смехотворно маленьким. Так что Тима сменил Мелвин Брэгг, что казалось достаточно странным решением, так как в то время он был известен в основном по романам о своей родной Северной Англии. Мне очень понравился Мелвин, и мы остаемся друзьями и по сей день. Однако моей главной заботой было собраться и написать что-то новое и желательно легкое и простое.Я, как и Тим, являюсь преданным поклонником историй о Дживсе П.Г. Вудхауса. Так что я был вне себя от радости, когда мы решили сочинить мюзикл «Дживс». В качестве материала мы выбрали «Фамильную честь Вустеров», и Тиму очень понравилось название «Suddenly There’s a Valet»[38]
. Дэвид Ланд должен был разобраться с очищением прав. Но «Дживс» отошел на второй план после обустройства дома и покупки первых в моей коллекции картин прерафаэлитов. Мы с Сарой тратили уйму времени на совершенствование Саммерлиза, пока Тим путешествовал, попутно посещая иностранные постановки «Суперзвезды».У меня была еще одна довольно глупая идея для проекта. Я предложил записать пожилого комика Фрэнки Хауэрда в качестве рассказчика в прокофьевском «Пете и Волке». Невероятный юмор Фрэнки достигал невероятных высот. Его менеджером был Роберт, которому в целом понравилась моя идея.
В то время Роберт был в отъезде, так что мы с Фрэнки на время захватили его офис на Брук-стрит. Во время разговора Фрэнки внезапно прыгнул на меня и стал бить по шее, приговаривая: «Передай это своей маленькой жене». Я был страшно потрясен и не знал, что делать. Фрэнки был национальным достоянием. Если бы я рассказал о происшествии, это неизбежно затмило бы британскую премьеру «Суперзвезды».
Я не знал, что сказать Саре, так что промолчал. Мы продолжили запись, как будто ничего не произошло.Следующим важным событием была лондонская премьера. Я вел себя, как заевшая пластинка, беспрестанно повторяя, что то, что произошло в Нью-Йорке, не может повторить снова. Тим очень тепло отзывался об австралийской постановке. Я никогда не видел ее, но совсем недавно нашел у Джона Инглиша пиратскую запись и пожалел об этом. Постановка была исключительная, немного более сырая, но и более «роковая», чем оригинал. Она имела огромный успех и стала чем-то особенным для Австралии. Это подтверждает и ее режиссер Джим Шармэн, который впоследствии поставил и британскую версию.
Премьера был назначена на август, и должна была пройти в театре Пэлас, бывшей резиденции «Звуков музыки», который затем накопил незавидный запас провальных мюзиклов[39]
.У нас с Джимом Шармэном оказалось много общего. Он прекрасно разбирался в опере и в двадцать один год поставил экстравагантную версию «Дон Жуана». Его отец управлял знаменитым боксерским шоу, с которым гастролировал по всей Австралии, так что у Джима было полно увлекательных историй, которые он рассказывал все подробнее по мере наступления вечера. После «Суперзвезды» он поставил «Шоу ужасов Рокки Хоррора». Его автор, Ричард О’браен, недолго играл царя Ирода в нашей лондонской постановке.
Музыкальным режиссером был очень забавный парень Энтони Боулс. Энтони был миниатюрным, очень веселым, острым на язык человеком с чрезвычайно высоким голосом. Его язвительные замечания были такими же легендарными в кругах Вест-Энда, как остроты сэра Томаса Бичема в концертном зале.
На одном из прослушиваний грандиозный баритон предлагал себя в качестве потенциального Пилата.
«Что вы будете петь?» – взвизгнул Энтони.
«Я бы хотел исполнить собственную версию ”The Impossible Dream“», – прогромыхал баритон.
«Господи, пощади нас, но начинайте, раз уж пришли», – пробормотал Энтони.
Баритон запел, но вскоре его прервали.
«Извините!» – пронзительно крикнул Энтони.
«Да, мистер Боулс?»
«Вы поете «The Impossible Dream» в размере 4/4».
«Именно, мистер Боулс, – возразил баритон, – это часть моей интерпретации».
Энтони вытянулся во весь свой невысокий рост: ««The Impossible Dream» написана в размере 3/4, а вы поете ее в размере 4/4 и растягиваете это невыносимое исполнение еще на одну треть».