— Миланэ, это всё правда? — тем временем тихо спросила Амалла.
— Что, наставница Амалла?
— Разве ты украла эту книгу из библиотеки? «Снохождение»? Я ведь помню это дело, ты ведь вскрывала ящик… И так далее, сама понимаешь. Но что произошло? Почему она оказалась у тебя? Кто сказал её забрать? — горячно допытывалась она.
— Никто. Я сама.
— Зачем? — у Амаллы — почти гримаса боли.
— Книжка понравилась. Пришлось украсть.
— Уму непостижимо. Недоговариваешь. Ладно. Как хочешь.
Она гневно взмахивала хвостом, а потом снова громко зашептала:
— Не переживай. Тебе кто-то сказал сделать глупость в Марне. И ты сделала. Мы тебя защитим, сестра. Дело раздавим, как таракана. Леенайни ведь говорила насчёт нашего круга? Нашего общего дела? Говорила. Ты уже с нами.
— Львица — Тайнодействующая? — ухмыльнулась Миланэ, одновременно забирая лапу, на которую чуть не встал один из служивых.
— Конечно, — молвила Амалла и впервые улыбнулась за всё это время.
— Сожалею, но я отказалась от этой чести. Леенайни знает, — вздохнула Миланэ и громко обратилась к сыскарям: — Что вы там нашли?
— Это требуется забрать, ладно? — запрыгали они.
— Да что именно? Дайте глянуть.
Это была записка Арасси, написанная в день начала Приятия, которую Миланэ в сердцах швырнула в угол.
Милая Милани,
прежде всего хочу выразить тебе свою настоящую признательность за всё, что ты делала для меня за длинные, яркие лета. Люблю тебя за это. Я просто люблю тебя. Ты — самая лучшая, и не смей отрицать. Не смей!
И если ты так хочешь, то я могу отвезти в Марну «Снохождение» твоему сладкому другу жизни, но уверена — лучше это совершить тебе, ведь твоей красоте он обрадуется куда больше, чем моей, хоть я сама — молва ходит — вполне ничего. Ты сделаешь это лично, чему очень рада. Думаешь, смеюсь над твоей бедой? Ох, я не столь порочна. Так прочти главную новость. Знаешь, я ненарочно посетила Леенайни, которая приняла меня с большим чинством и благородством, как подобает. Мы побеседовали, пришлось обмолвиться о тебе, и не поверишь — она не знала о твоём деле! Я попросила её вмешаться и выяснить, почему над тобой решили так жутко подшутить, ну, эта отравленная сома на Приятии, обвинения в плохом поведении и прочие гадости. Знай же: Леенайни сказала, что заступится и не даст этому случиться. Вообще, тебе беспокоиться не о чем, иди на Приятие без страхов, всё будет как надо — только гадкий напиток, честно-честно. Только давай пока притворимся, что мы этого не знаем, ладно? А то нам влетит. Видишь, сколь славны дела. Она ведь великая амарах, не так ли?
Мы скоро станем сёстрами! Мне, конечно, немного страшно, но я стараюсь не думать о плохом. Всё это время я выдерживала ночные буйства, и в этот раз выдержу — уж опытна, голыми когтями не возьмёшь.
До встречи!
Вечно преданная тебе,
Арасси.
Миланэ подумала, что весь мир однажды взял и сговорился против неё, начав подстраивать все мыслимые несчастья. Прочти она эти слова тогда, три дня назад — о, сколь многих мыслей пришлось бы избежать, сколь многое бы обошло её стороною: и мысли о скорой гибели, и плохие мысли об Арасси, и безмерная тоска. Уже было неважным, как именно Арасси встречалась с амарах и о чём говорила, хотя догадаться нетрудно: умоляла её, заступалась за подругу.
«Важно то, что я не успела с ней попрощаться, как подобает. Стой! Погоди! “Попрощаться”… Знамо, знамо я пустоголова. Мне нужно было отвадить её от этого Приятия! Ведь говорили, говорили, что ей нельзя, нельзя! Что я сделала, чтобы остановить её? Лишь маленький скандальчик и мелкую ссору? Она жалелась мне, она верила мне, она — может быть — в конце концов, желала, чтобы я убедила её! Что я сделала? Ничего. Валялась в кровати, когда она ушла. Я не читала её записок. Не слушала, что она говорит. А она побежала к амарах, чтобы спасти мой хвост. И теперь смотри: где я, а где — ты, моя сестра… Поделом мне всё. Поделом. И это жуткое Приятие, и эта грязь в душе, эти сыскари, что рыщут, а потом отдадут меня под суд».
Так ей стало не в себе и жаль, что от большого огненного чувства её ладони возгорелись игнимарой, и бумага в них враз превратилась в яркое пламя. Это заметили сыскари, вмиг засуетились, поняв, что они что-то упустили и хитрая Ашаи (конечно, хитрая, всё это — игры сестринства, ведь известно какие они, сеструшки) обманула их и сожгла то, чего не надо видеть.
Но было поздно и старший средь них лишь бессильно хлопнул в ладоши:
— Вот так-так.