Снохождение (СИ)

«Я, это я повела Арасси к той Ашаи-отступнице. Не знай Арасси, что ей опасно Приятие, всё могло обойтись; она верила фантазмам о Ваале в кошмарах — они могли спасти её! Я, это я подтолкнула Амона к этой безумно рисковой краже, хотя именно мне следовало отвести его подальше от опасности. Знамо же, львица искушает на поступки, тебе ли не знать — так зачем ты подвела к безрассудству?! Всё из-за меня. Всё-всё-всё».

Старый лев со скрытым интересом наблюдал за её плачем, который она совершенно безуспешно пыталась скрыть; стыдясь прямого взгляда, смотрел украдкой.

— Мне надо выйти наружу, — утихнув, вдруг заявила Миланэ.

Молодой, что спал слева, от этих слов — удивительно! — вмиг проснулся, словно разразился гром.

— Зачем? — мгновенно, броско спросил старый сыскарь.

— Неудобно объяснять, но у всех есть потребности.

— Мы в лесу, — выглянул он, отодвинув плотную, тёмную занавеску.

— Мне без разницы. И вообще: раз я согласилась отправиться с вами, то вы должны идти хоть в чём-то навстречу.

Старый переглянулся с молодым, почесал гриву, а потом несколько раз дёрнул шнур колокольчика.

— Стой!

Дилижанс остановился.

— Просто хочу предупредить: мы готовы к неожиданностям.

— Вот славно, — ответила Миланэ. — Всем бы так.

Когда она вышла, то заметила, что они находятся посреди широкой лесной дороги, ровной, прямой и неизбитой. Были они далеко не одни — и спереди, и сзади дилижанса неведомого когда успел появиться внушительный эскорт: четыре воина на лошадях спереди, четыре — сзади.

Остановку она совершила, совершенно не зная, что и зачем будет дальше. Ей вдруг стало мерзко ехать со всеми этими блюстителями закона и порядка; хотя, по большому счету, они ни в чём не были виновны, «просто выполняли долг», но именно рядом с ними Миланэ впервые в жизни ощутила, что нечто у неё в жизни не сладилось совершенно; то самое чувство, когда знаешь: лучше бы однажды родиться в ином месте, в иное время, а — может быть — в ином мире. Выйти из сложного лабиринта, найти выход из такого тяжкого тупика, и лишь для того, чтобы увидеть перед собой ещё одну мрачную стену? Она одной лапой ступила в небытие, а потом оказалось, что это случилось по причине чьих-то желаний и капризов, причём малотолковых, пустых, каких-то чудовищно обыденных; гадостность и бессмысленность действий тех многих, чьими руками сделались эти чёрные дни, не внушали веры в чужие души; то, что Амон оказался в тюрьме, казалось злой случайностью, нелепой ошибкой, ведь он наверняка всё продумал и замёл за собой следы; а смерть Арасси нанесла окончательный удар.

Её жизнь всегда чем-то держалась, хранила нерушимую сердцевину, даже в самые трудные мгновения. Даже тошные луны на Востоке она перенесла с поднятой головой, без отчаяния, потому что очень много верила: в своё призвание, в сестринство, в свою будущность, и в то, что свет — впереди. Она столько лет шла, чтобы стать сестрой, но во что превратилось её окончательное превращение! Теперь она — полноценная Ашаи-Китрах. Но нет даже радости, не то что ликования. То, судя по всему, ненадолго: рано или поздно её изгонят из сестринства для осуждения; Миланэ понимала, что шансов сохранить прежнюю судьбу немного.

Лес был редковатым, нечащобным, как говорят у неё на родине. Миланэ прошлась несколько десятков шагов, дотрагиваясь рукой к деревьям, обернулась — её стражи следили за ней и медленно следовали с недвусмысленным видом, мол, только попробуй что-нибудь выкинуть. Судя по всему, у них есть приказ не церемониться, если она решит сбежать, хотя Миланэ, по законам Империи, сейчас могла уйти куда угодно без всякого препятствия, потому что она — всё ещё Ашаи.

Конечно, она не будет сбегать. Если бы задумалась о бегстве, то… С таким же успехом могла никуда не ехать и никому не сдаваться; и, надо заметить, наверняка Миланэ смогла бы успешно защититься от неприятностей, тем более заручившись протекцией амарах, запросто бы сохранила «Снохождение» у себя. И всё было бы, как надо. Она бы вышла из мутной воды. Можно было стать Тайнодействующей, можно было закрыть глаза, можно было сохранить «Снохождение» — мечты сбываются. Амон… Ну был такой Амон, и что? Не ставить же из-за него всю жизнь на кон?

— Всё ты делаешь не так, — улыбнулась Миланэ. — Всю жизнь — не так.

Когда вернулась, то услыхала:

— Ага… Вижу, львица никуда не отходила по своей, так выразиться, нужде, — с подозрением щурился молодой сыскарь.

— Лучше не связываться со всеми этими играми Ашаи-Китрах, — посоветовал старый молодому.

— О предки, — закрыла глаза ладонью Миланэ, не в силах больше выдерживать творящийся вокруг абсурд.

«У них — только показания Амона. Я уверена в этом. Возможно, ещё Хала. Но Амон должен был указать на меня. Никто, кроме нас, не знал, что книга у меня. Значит, Амон», — задумалась Миланэ. — «Но почему он меня сдал?.. Ну, здесь просто — его пытали. Они требовали от него показаний. Книгу… Кровь моя, но почему они так рьяно взялись за это дело? Казалось бы, кому есть дело до пропавшей книжки в библиотеке, будь она даже трижды вероборческой…»