— Я-то думал, мы дуэтом сыграем Моцарта. Я — на скрипке, ты — на альте, как обычно, — успокаивающе говорил Сумеречный, но нервно запинался, потому что и сам прекрасно понимал, что представление идет ужасно. Да, он вмешался в самый неподходящий момент, когда Раджед предполагал вкусить сладкий мед победы, да, не так ожидал льор защитить Софью, не столь бескорыстной ценой.
— Да что ты говоришь? Прямо так и думал? — чародей дрожал от гнева, порывисто негромко отрезав: — Будь ты проклят! Будь ты еще сотню раз проклят своим даром! Ты разрушил все, что я так упрямо выстраивал.
Слова пронзали вернее меча. Сумеречный сжал кулаки, напористо приближаясь, поддерживаемый сознанием своей правоты:
— А что я разрушил? Не позволил тебе заполучить очередную куколку? Разрешил остаться ей личностью? Сберег тебя от очередной душевной пустоты? Ты не янтарь, а полая порода, раз не понимаешь этого.
Прорывалась сущность стража, это всепоглощающее желание всех поучать, всем советовать. А ведь сам-то совершенно запутался, особенно, когда стоял напротив потерянного от ярости Раджеда.
— София не со мной! Вот что я понимаю! И ты заблокировал портал! — восклицал, как в экстазе, льор. Он почти выл, точно раненый зверь.
— Для твоего же блага! — убеждал отчаянно Эльф, ведь он пообещал и Соне защитить ее. Но сколько же боли отразилось в золотистых глазах чародея, будто вся вселенная опрокинула в них юдоль скорбей. Казалось, если бы прямо в тот миг доставить мановением чуда Софью, то всем бедам вмиг настал конец. Если бы Сумеречный обладал только силой, то так бы он и поступил, но знание твердило ему и твердило: «еще не время». И он терпел словесные побои.
— Хочешь объяснить это опять высшей целью? Ты лишил меня моей добычи! — прорычал Раджед, точно слова ему подсказывали львы с массивных кованых замков и чеканки дверей.
— Вот как ты ее называешь, да? — возмутился Эльф. — Вот за это и лишил! Она этого не заслужила, а сам ты бродишь в тумане своего гнева.
Раджед отвернулся, зажмурившись, прерывисто дыша, точно в порыве рыданий, но глаза оставались сухими и ясными.
— Гнева… Гнев не на нее. Нет, она… она и правда не заслужила. Добыча… что я говорю… — голос его стал спокойным, тоскующим, но вновь окрасился тонами ярости: — Гнев на тебя! Может, она бы вернулась! Сама!
— Кому суждено вернуться, тот вернется. А кто похищен, того тянет домой, — выпрямился Сумеречный, радуясь, что его все-таки слушают.
— Опять загадки? Где же истина в этом лабиринте сплетенной лжи? Она вернется? Эльф! Проклятый предатель, Эльф!
— Не знаю! Я уже ничего не знаю в вашем мире! Знаю, как было неправильно, то исправил по мере сил. Остальное — за вами, — отозвался Сумеречный издерганно. Он прибыл поговорить, но вновь от него требовали однозначных ответов, точно от гадалки с той лишь разницей, что его прогнозы сбывались с катастрофической точностью.
Они замолчали, точно все слова мира иссякли, источник звуков задавил колоссальный валун безмолвия, иссякли ключи недомолвок и робкие дождевые капли понимания. Наставала великая засуха молчания, от которой почва душ покрывалась трещинами, точно просторы Эйлиса.
— Эй… Радж… — неуверенно пошевелились спекшиеся губы Эльфа, который стоял с понурой головой.
— Я тебе не «Радж», — резко оборвал льор, поправляя жабо, хотя оно и без того слишком безупречно держалось на длинной шее. В присутствии этого блестящего аристократа Эльф как нигде осознавал, какой же неопрятный бродяга, пусть и в кольчуге, пусть и с мечом.
— Ну что ж… — вздохнул он, твердо отзываясь: — Раджед! Похоже, в ближайшее время не сыграть нам дуэтом.
— Похоже, — с обиженным снобизмом подтвердил льор, небрежно махнув рукой. — Пиликай один на своей скрипке. Мне нужно время, чтобы успокоиться. Может, позднее поговорим. Через пару-тройку лет.
Что-то предельно холодное поселилось в гортани полынным привкусом, провалилось в видимость желудка, отравило льдом сердце. Из-за этого руки и ноги пронизал озноб, не тьмы, а беспомощности, от которой сводило зубы. На благо глобальным целям Эльф сделал так, что в его разговорах с другом уже ничего не было бы по-старому. Он предал так или иначе.
— Договорились, — будто официальным тоном проговорил Сумеречный.
— Да что мне твои договоры, что тебе они! — оскалился Раджед, беспощадно заключив: — Ты просто не человек. И никогда им уже не будешь.
***
Сумеречный Эльф покинул башню, Раджед же очень надеялся, что навсегда. Неприязнь к этому проклятому созданию возрастала буквально от каждой его высокопарной фразы, от каждого жеста. Он вечно твердил об их дружбе, вроде бы всегда помогал, но вот доказал, что верить в Эйлисе — да и во всей Вселенной — нельзя абсолютно никому.
Раджед бродил по своей башне, мучился от зимних сквозняков, которые то и дело проникали изворотливыми ворами, несмотря на магический щит. Впрочем, стоило лишь представить светлый лик Софии, ее тонкое изящное тело, облаченное в синее платье, как неминуемо бросало в жар. А образ преследовал, точно навязчивое видение.