Сны из пластилина

Слухи о том, что она потенциальный кандидат на Оливковую ветвь начали витать в университетских коридорах еще в середине предпоследнего года ее обучения. Уже к этому времени она потрясала профессоров не столько академическими знаниями, коими полны были «ее карманы», сколько уровнем и размахом мышления, цепкостью ума, и особенно способностью развить идею, не страшась при этом погружаться в неизведанные воды. «Полет ее мысли, кажется, не ведает границ», – очарованно отметила однажды профессор философии госпожа Гаяна. Ее коллеги нередко признавались, что дискуссии с фон Армгард были своего рода тренировками их ума, а порой даже тестом их научной и профессорской состоятельности. И несмотря на все это, для нее эти слухи были полной неожиданностью, громом среди ясного неба, ибо этот отличительный знак считался просто недосягаемым. И он отнюдь не был ее целью. Слухи, разумеется, были ей приятны, тешили ее самолюбие, но она на них не зацикливались, во всяком случае старалась. Мало ли слухов, думала она, и в прошлые годы слухи ходили, так и оставшись слухами. Даже то, что на защите ее финальной диссертации присутствовал почти весь состав Высшего профессорского совета, члены которого аплодировали ей стоя, не внушил ей веру в достижимость такого результата. Лишь что-то смутно екнуло в груди, когда после защиты, ее попросили подойти к сидящей в коляске госпоже Александре Марьям, бывшему профессору, живой легенде Университета, бывшей ректором два десятилетия, с которой связывали золотые страницы учебного заведения, присутствовавшей на защите в качестве почетной гостьи, и та проникновенно прошептала своими сухими девяностолетними губами, заключив руку выпускницы в свою: «Спасибо вам, деточка моя… уважили нас… уважили эти стены», растрогав Симону до глубины души… К тому же, о присуждении Оливковой ветви никогда не знали заранее: само заседание Совета, на котором решался такой вопрос, не афишировали, и оно всегда имело место за несколько дней до торжественной церемонии вручения дипломов выпускникам, а результаты держались в секрете до последнего момента, насколько это было возможно, разумеется.