Из одежды имелась длинная белая сорочка и такой же длины платье-халат с рукавами и множеством маленьких пуговок, очень похожее на то, которое Милия когда-то позаимствовала из огромного гардероба «своих» апартаментов во дворце. В нем, наверное, теперь жена какого-нибудь пустынника щеголяет. А наряд, в котором девушку выставляли на рынке в Сор-О, выпросила Рейн. Милия и сама была рада избавиться от него, жаль только, что клеймо с плеча никуда не денешь. А Рейн… Она ни слова не сказала против, когда Кайл привел в дом чужую, поздоровалась и стала – любя – отчитывать братца за то, что так долго не появлялся, а потом, сияя от радости, повисла у него на шее и сообщила, что выходит замуж. Дальше Милия ничего не слышала, потому что уснула прямо в кресле. Это было вчера.
Одевшись, девушка подсушила волосы полотенцем и вышла из ванной. Анжей полулежал в кресле спиной к ней. Уснул.
Сердце сжалось от невыразимой нежности. Безумно захотелось подойти и укрыть его чем-нибудь, хоть плащом, который Солар небрежно бросил на пол у своих ног. Рейн что-то шила. Склонившись над рукоделием, она напоминала старинную фарфоровую статуэтку, которую Милия видела как-то у бабушки. А еще она пела. Так ласково и спокойно, как можно петь только колыбельную, неудивительно, что Анж… Кайл задремал. Девушка прислонилась плечом к стене и прислушалась – так и есть, колыбельная, но Милии от нее сделалось неспокойно. Сердце бешено заколотилась. Нежный голосок Рейн зазвучал громче, будто хотел пробиться сквозь нарастающий звон в ушах, и стал странно деформироваться, превращаясь в мужской. Комната крутнулась и поплыла. Глухо, как в густом тумане, вскрикнула Рейн и стала звать Анжея. Милии казалось, что она медленно, очень медленно, падает в бездонный колодец, наполненный бесцветной мглой, а знакомый-незнакомый мужской голос поет колыбельную на языке Тер. Для дочки. Для нее.
…Опустилась ночная мгла,
Сон крадется в твою постель.
Я тебе расскажу…
…Там, на розовых облаках,
Среди света хрустальных звезд…
…А внизу, на земле песков,
Быстрых рек и бурных морей,
Есть прекрасные города
Непохожих на нас…
Чья-то рука грубо схватила за воротник и потащила наверх. Девушка застонала. Бесцветная муть, из глубины которой пузырями стало пробиваться угрожающе-красное, не желало отпускать, впилась в кожу, цеплялась за волосы и одежду. Рука напряглась, рывок – и Милия открыла глаза.
Лежать на полу было неудобно, все кости болели, словно по ним прошелся асфальтоукладчик, каток и бригада дорожных рабочих в придачу, в затылок как будто кол вогнали, а глаза щипало. Нащупав рядом дверной косяк, Милия ухватилась за него и села. Протерла глаза и посмотрела на Рейн и Солара, сидящих рядом.
– Что? Что это было?
– Не думаю, что ошибусь, если стану утверждать, что это последствия…
– Хороши последствия! – вмешалась Рейн. – Оборачиваюсь на странный звук, а она белая, как смерть, и глаза закатились.
– Подожди, – перебил сестру Кайл. – Ты что-нибудь помнишь, Милия?
– Н-нет, – неуверенно отозвалась она. – Хотя… Да! Там…
Перед глазами снова поплыло, и девушка инстинктивно вцепилась в плечи Солара, чтобы не упасть.
– Кайл! Опять!
– Не кричи. Держу.
Почувствовав на лице горячее покалывание, Милия несколько раз моргнула, отпустила Кайла и, подтянув коленки, уткнулась в них носом.
– Там был мой отец, – проговорила она, язык еле ворочался, но накатившее оцепенение быстро проходило, – его голос… Он пел мне колыбельную.
Кайл попросил сестру принести воды, встал и подал Милии руку. Красивая рука: длинная ладонь, пальцы с аккуратно подрезанными ногтями, кожа гладкая, как у девушки… Милия предпочла встать сама, хотя ноги были ватные, коленки так и норовили подогнуться, а вместо сердца – огромный африканский тамтам. Она почувствовала, что Кайл смотрит на нее, и боялась поднять глаза, потому что… Щеки мгновенно вспыхнули, выдавая не слишком скромные мысли. Желания.
– Анжей, я…
– Не стоит, – сказал он, опустив руку, – если бы я не опоздал тогда… Эти твои воспоминания… Вероятно, когда Сарк разрушил блок…
– Я не об этом.
– Знаю.
– Тогда… Я… Мне… – он стоял слишком близко, Милия чувствовала запах его кожи сквозь одежду. – У меня была с собой книга («Господи! Что я несу!») Наставника Кирима, я боюсь, что оставила ее…
– Я забрал, – глаза-колодцы…
– Нужно обязательно вернуть…
– Обязательно, – улыбается.
– Милия… – из его уст, словно «милая». – Я…
– Знаю, – она потянулась к его лицу, коснулась щеки, боялась, что все окажется очередным мороком, но кожа под пальцами была живой, теплой.
Он сдался первым. Резко и как-то нервно, привлек ее к себе и, задержав дыхание, коснулся губ.