Очевидно, что распорядитель питал к Золотому залу ненормальную привязанность. Дан Глисса сидел на своем малом троне и думал, что надо ему напрямую приказать прекратить устраивать мероприятия именно здесь, есть ведь и другие просторные помещения, не такие помпезные и сверкающие. Сестра в кои-то веки явилась вовремя и была на своем месте. На главном троне лежал венок из илеи, золотистых, похожих на короны цветов. Придворные выстроились по обеим сторонам зала. Советники, Коллегия представителей государств, входящих в военный союз, и другие, наиболее значимые сейчас дворяне и сановники, – ближе к тронам, остальные – как получилось.
Дана Сита молчала, как партизан. Она, как и сказал дан Глисса, помогла собраться, только молчала, для чего. Комнату, в которой устроили Милию, готовили в спешке и в ней все еще чувствовался особый дух нежилого помещения. Но белье на постели сменили и согрели, ванна была полна. Когда после купания, на отрез отказавшись от еды, девушка забралась под одеяло, ей казалось, что никакая сила не поднимет ее с подушки, пока не пройдут сутки. Но такая сила нашлась. Похоже, дане Сите действительно нечем было заняться. Она с таким упоением командовали своим маленьким войском из служанок, что Милия не посмела возражать. Просьбы объяснить, к чему столько шума, игнорировались или перебивались фразами вроде «Не жмут ли туфли?», «Как вам этот цвет?», «А может лучше вот то зеленое?» и «Нет, нет, вот то кремовое с вышивкой!», а так же миллион «прекрасно», «чудно» и «вы прелесть до чего хороши».
Милии не дали возможности как следует рассмотреть результат работы, кроме того, что было мельком замечено в попадающихся по пути в Золотой зал зеркалах. Она знала, что на ней что-то кремовое с вышивкой, туфли не жмут, чудная прическа, в которой диадема, похожая плетением на кольцо, а сама она, да, да, прелесть, до чего хороша.
В зале было полно народу, о, простите, благородных данов и дан. Жена советника, прикрывшись веером, то и дело шептала наставления про осанку и взгляд, а ее дочки наверняка искренне радовались, что это не они сегодня под неусыпным матушкиным надзором. Во всяком случае, пока. На Милию косились и, судя по взглядам, обсуждали, не слишком заботясь, что рассуждения станут известны предмету беседы, но дана Сита жужжала шмелем и даже такой сомнительный источник информации, как слухи, был недоступен.
Обилие света и позолоты мешало как следует рассмотреть возвышение с тронами. Оба сиятельства были там и смотрелись… сиятельно. Альд был в белом камзоле, ему всегда нравились светлые цвета, Корали в темно-сером, почти стального цвета платье с… эполетом? на правом плече. Больше всего этот знак командующего напоминал генеральский эполет. Ей шло и это платье и строгая прическа. Лоб дан Глиссы украшал тонкий венец, на груди, на вычурной цепи сверкал драгоценными камнями знак наместника.
Рядом с троном лорда Милия заметила сойлийцев и Кодвилла. Возле трона даны Корали стояло несколько людей с темной кожей и золотыми волосами, заплетенными в косы. Их однотонная, похожая на форменную, одежда была украшена вышивкой разных цветов, и они открыто носили оружие. Настоящее, а не парадное, как у всех находящихся в зале благородных данов.
Альд поднял руку, и неясный гул голосов в зале стих. Лорд поднялся, и мгновенно отыскав Милию среди присутствующих, направился к ней. Встал напротив, чуть качнул головой, обозначив поклон. Девушка заученно присела в реверансе. Альд протянул руку, и Милия молча вложила в нее свою. Затем дан Глисса повел ее к тронам и, развернувшись к присутствующим громко произнес:
– Вот жена моя, ваша госпожа.
И стало тихо. Ни один вдох не нарушил этой тишины, поэтому Милии казалось, что ее бьющееся в тисках корсета сердце слышно на весь зал. Во рту было сухо, и рука в руке лорда дрожала птицей.
– Слова произнесены, – сказал дан Глисса.
Шурша платьем, со своего места встала Корали. Подошла, остановилась напротив, внимательно посмотрела на Милию и склонила голову, как перед равной. Стала рядом.
– Слова услышаны, – произнесла она, а затем и все, кто был в зале.
И тишина рухнула. По залу словно волна прошла. Придворные, соблюдая ранги, выстроились и по очереди подходили с поздравлениями к наместнику и его… жене? У Милии ком в горле встал, ей казалось, что ее вот-вот стошнит или она упадет в обморок… Лучше в обморок. Закрыть глаза и никого не видеть. Это и правда происходит? С ней?
– И телом, и сердцем, – сказал кто-то напротив. Милия моргнула и поняла, что это Камилл. Он, лукаво улыбаясь, произнес слова на старом языке Сойла. Фраза была умышленно неполной.
«И телом, и сердцем, и разумом, и сутью» – это была венчальная фраза, часть свадебного обряда Сойла, которую Камилл обронил как то в одном из их разговоров в библиотеке Белого дворца. Произнес и перевел, после того, как написал на клочке бумаги, потому что Милия, как всегда, не могла разобрать сочетание символов в Книге Судеб, а Сон, как всегда, был не против помочь.
– И телом, и разумом, – поправила Милия, надеясь, что выговорила правильно. – И только.