Сны о красном мире

Сон кивнул, клюнул носом ее запястье, обозначая поцелуй и отошел.

Когда поток поздравлений иссяк, Милия уже не чувствовала ног, и спина, не успевшая как следует отойти после бешеной скачки с Шеамом, снова разнылась. К трону дан Глиссы успели приставить еще одно не менее помпезное кресло, на которое Альд усадил девушку. Склонился к волосам.

– Торжественная часть позади, моя леди. Теперь можно отдохнуть и насладится представлением.

– Что? – Девушка все еще пыталась осознать реальность происходящего.

– Мне просто любопытно, который из Комитетов, в которые так любят собираться наши прекрасные даны, захочет первым заполучить мое расположение, зазвав вас к себе. – Он снова держал ее за руку. Как будто боялся, что она снова исчезнет. – Хотите чего-нибудь?

– Я… Да. Очень хочу пить.

В ту же минуту ей вручили бокал. Одного оказалось мало. Милия поняла, что это вино только когда второй был пуст наполовину.

– Осторожнее, молодое ксантийское коварно, а я рассчитываю на пару танцев. Моя леди, надеюсь, в своих странствиях, вы не забыли очередность фигур и переходов? – Дан Глисс улыбался, как там, в кабинете, отчаянно. Его темные глаза поблескивали, отражая золотые блики убранства зала, напоминая глаза совсем другие. Сердце дрогнуло.

– Пару танцев. Непременно, мой лорд.

Отвела взгляд и в два глотка допила вино. Она готова танцевать всю ночь, чтобы потом упасть и уснуть, чтобы не… А почему, собственно «не»?

Это Солар выставил ее из мира, как бродячую собаку за дверь, бросил разбираться со всем, что в ней, одну. Если бы не Заров, она сидела бы в соседней палате с отцом под присмотром доктора Вальмона. Да еще посмел явиться так… как явился и обнимать ее чужими руками! Обида сжала сердце. Шевельнулась несмелая мысль, что новонареченная светлость, похоже, наклюкалось. Не удивительно, два бокала залпом. Да и против третьего организм, судя по ощущениям, совсем не возражал. Но тут зазвучала музыка, слуги с подносами попрятались по углам, а народ в зале живенько разбился на пары. Альд подал ей руку, и они стали к остальным.

Кому пришла дивная мысль открыть танцы откровенной и чувственной десидере, так фантастически похожей на земное танго, не движениями – ритмом и эмоциональной окраской? Тогда, во время первого появления на Тер, на уроках, организованных специально для нее, Милия внутренне радовалась трем годам в студии бальных танцев. И пусть группа была любительская, и ходила она туда еще в старших классах и по бабушкиному категоричному требованию, мол, приличная девушка должна уметь танцевать, это позволило по началу хотя бы не краснеть и не чувствовать себя полной неумехой.

Но вот тягучие, как ожидание, первые такты отзвучали, и пары замерли напротив в шаге друг от друга. Пауза и…

Это был танец-прикосновение. Пара должна была касаться друг друга все время, пока звучит музыка. Разорвать прикосновение – испортить танец. Поэтому кисть, плечо, предплечье, поворот, его дыхание на затылке, а рука скользит по талии и обжигает, словно касается голой кожи. Снова поворот, еще, и вверх на вытянутых руках, словно полет. Вниз, руки на плечах, шагнуть в сторону, касаясь партнера самыми кончиками пальцев, и снова навстречу, в объятия, прогнуться. От его ладони по голой спине озноб, и губы так близко. Объятия, два шага, поворот, и снова в стороны. Не отпускай. Пальцы дрожат. Чьи? Неважно, важно, что уже – навстречу и снова вверх, рассыпая свет с распахнутых за спиной прозрачных, как марево в разогретом воздухе, крыльев.

Последний аккорд. Тишина. Выдох.

– Ты сияешь, – прошептал Альд, и невесомо коснулся губами виска. – И все видят, а я хочу смотреть на это один.

А она кивнула. Десидере все еще звучала внутри, и пальцы, подрагивая, касались других весь долгий путь до покоев лорда. Дверь. Пауза и…

Приглушенные коэны, мягкий ковер, нежный запах цветочных гирлянд, украшающих ложе, прохладные простыни, горячие руки, шепот, стон. И снова, как в танце – навстречу. Ближе. Кожа к коже. Губы саднят от горькой нежности, и больно, что нельзя отдать больше. И так сладко. Не разрывай прикосновения…

Коэны погасли перед рассветом. Комната тонула в сумерках и казалась нереальной, как сон. Альд лежал на животе, все еще сжимая руку Милии в своей, и смотрел, почти не моргая. В его волосах запутался лепесток. Еще один на спине. Несколько лежало на подушке.

– На тебе их еще больше, – улыбнулся он, когда девушка потянулась сначала к его лопатке, а затем к волосам и предъявила, как доказательства произошедшего. – Наш распорядитель ужасно романтичная натура. Любит пышные букеты и Золотой зал. Ты ранила его в самое сердце, испортив гирлянду.

– А может это ты?

– Может и я, – улыбнулся глазами.

– Ты сияешь.

– Это твой свет. Я – просто его бледное отражение.

Сердце дрогнуло. Вряд ли Альд понимал, что она услышала в его словах.

7