Собачьи кости под дубом (СИ)

Не все заслуживают счастливый конец. Приходится мириться с тем, к чему мы пришли. Совершая поступки - мы делали выбор. Будущее никому неизвестно. Подобно лабиринту оно имеет множество путей и вариаций развития, но только один выход. Один только взгляд, жест и больше нет вокруг тебя каменных стен, найден выход на свободу. Одно неверное действие, неверный шаг в сторону - ты в тупике. Вот только вернуться к началу уже не выйдет, нет той спасительной нити Ариадны. Потому что никто не может повернуть время вспять и исправить ошибки прошлого.

Раскаянье - чувство, которое является одним из верных поворотов в этом огромном лабиринте, но не каждый способен раскаяться в содеянном, нужно обладать невероятной силой духа. Это тяжелое чувство, практически неподъемное. Но когда до смерти остается не меньше часа, то сил нет даже для того чтобы оглянуться назад на свое прошлое, обдумать, пересмотреть. Что я сделал не так?

Маяковски не было страшно. Он словно шел по канату, что натянут на высоте ста этажей, и только ждал той секунды, когда сорвется. Ничто больше не имело значения. Не было смысла сознаваться в преступлении. Зачем, если невозможно избежать наказания? Зачем со слезами на глазах вспоминать, как ужасно он себя чувствовал убивая. Как больно ему было, когда чужая кровь заливала пол, пачкала одежду и руки по самые локти и выше. Сожаление, которое пронзало сердце, когда Ричард срезал последние осенние цветы в своем саду, чтобы подготовить моделей. ( Как де сильно он любил свой сад.) Маяковски считает, что это низко, открывать свою душу тем, кто не проявит ни капли сочувствия.

Какой это все имело смысл?

Зачем он все это делал?

Для чего?

Маяковски все-таки на какое-то время возвращается в свое прошлое, снова и снова переживает всю свою жизнь, уподобляясь Марго. Он хочет, чтобы все, что сейчас происходит вокруг, оказалось сном, либо как можно скорее закончилось.

Знал ли тогда мальчишка, усердно скребущий с серьезными видом, карандашом по белоснежному листу бумаги, повторяя каждый изгиб лица своей матери, разве знал он тогда, каким позорным образом оборвется его жизнь? Знал ли он, чем это все обернется, когда впервые решил, что стоит выражать свои мысли с такой яростью? Знал ли он, к чему приведет все это?

Ричард считал, что именно отрицательные эмоции - главные составляющие его таланта. Предыдущие работы ничто, потому что написаны с чрезмерной мягкостью и аккуратностью. А все лучшие работы, как он считал, написаны в приступах гнева, страха боли. И ведь он действительно так считал.

А теперь он здесь, тонет в отчаянье, к которому сам в итоге пришел. Окажись он сейчас на свободе, в жизни больше не тронул бы краски, сжег бы все инструменты, брал бы в руки карандаш исключительно только чтобы сделать пометки на полях в тетради.

Ничего нельзя изменить.

Тишина. Она больше чем просто полное отсутствие звуков. Она давит, напирает с невообразимой силой. Разрушает остатки былой души. Руины - все, что она оставляет за собой эта гнетущая, жестокая тишина.

"Для тебя все кончено, мой милый друг".

Последние слова, которые сказала ему Марго, звучат в голове, сливаясь с шумом собственной крови в ушах. Кто-нибудь остановите это! Как можно скорее! Маяковски слышит стук своего сердца, слышит свое дыхание. Он слышит все, каждую клетку своего тела. Остановите это всё.

Каждый рассвет, каждый закат, каждая ночь, что проходили мимо там, за стенами тюрьмы, не имели значения. Ричард был здесь заперт наедине с самим собой, а что происходило на свободе - было неважно. Он разрушал себя своими мыслями, убивал себя в мучительном ожидании приговора. Маяковски умирал внутри, медленно, с того самого дня когда встретил Марго.

Время здесь тянется медленно, словно вода из не полностью закрытого крана, злит и раздражает. Скорей бы. Маяковски как никогда торопит событие. Он устал, устал ждать, устал пытаться раскаяться, устал осмысливать свои поступки и ошибки. Он ничего не мог с собой поделать. Он не считал себя виновным.

Ричард не обращает внимания на вошедшего в камеру смотрителя. Среднего роста и щуплый, он, судя по всему, ровесника Маяковски.

- Хочешь поговорить?

Мужчина садится рядом с преступником, потирая влажные ладони. Ричард понимает, что смотритель просто выполняет свою работу, это его обязанность. Он не хочет с ним говорить. Ему не о чем с ним говорить.

- Нет, думаю, не стоит, - Маяковски отрицательно качает головой и смотрит на смотрителя. - Хочу провести остаток своей жизни в тишине и покое.

- Я должен рассказать, как будет проходить казнь...

- Я не хочу знать, - обрывает его Ричард. - Лучше... лучше я не буду знать всех деталей.

Смотритель лишь пожимает плечами.

- Хорошо, может быть, ты хочешь принять душ или поесть? Можешь попросить все что захочешь, я имею в виду из еды. Не очень загоняйся с деликатесами, лобстеров и устриц, к примеру, тут достать тяжеловато, но, может быть, что-то из того, что ты ел до заключения? Многие просят гамбургер и стакан колы. Ты имеешь полное право сегодня хорошо поесть, на порядок лучше, чем обычный заключенный. Сам понимаешь...