Собака, которая любит

Иное дело, когда она гуляет и развлекается сама по себе. В этих случаях Джи вообще редко пристает к собакам, разве что иногда позовет кого-нибудь поиграть. Особенно она любит играть с ризеншнауцерами, в память о детской своей дружбе с Ирининым Трехой. Отчетливо не любит ротвейлеров, избегая непосредственных контактов с ними. Все остальные ей, мягко говоря, безразличны, пока чем-то не помешают или не проявят опасной враждебности к кому-либо из наших. Но если уж собака привлекла ее внимание, она не бросается, как Бамби, сломя голову. Нет, маленькая овчарочка в фоксячьей цветной шкурке спокойно, без всякой поспешности, могущей скомпрометировать ее в глазах чужака, разворачивается в сторону пришельца, угрожающего вторгнуться в сферу ее интересов. Орать благим матом и швыряться, наподобие матери и сестры, ей и в голову не приходит. Она стоит, не демонстрируя превосходства, и пристально смотрит в упор — несколько секунд, а то и с полминуты — столько, сколько выдержит противная ей сторона. Эту манеру она, я полагаю, заимствовала у воспитавшего ее дядьки Черного. В девяти случаях из десяти чужак, словно бы смутившись, опускает голову и отходит подальше. Могу вас заверить, в исполнении фокса этот прием действует куда эффективнее, чем обычный для этой породы яростный натиск, который сам по себе может, чего доброго, спровоцировать на общую свалку всех присутствующих. Очень может быть, что чужая собака реагирует в этих случаях на необычное поведение моей самоуверенной крохи (рост в холке тридцать семь с половиной сантиметров, а отгонять таким образом ей случалось и овчарок, и ньюфов). Только мне лично больше нравится думать, будто она, как и Рольф, сообщает внутренним голосом, что соваться к ней для более близкого знакомства не стоило бы.

К этой же категории я отношу и тот факт, что к моим сукам в период течки не суется никто из встречных кобелей, даже тогда, когда они идут со мной в одиночку, без надежного эскорта стаи.

Теперь, когда я успела лучше изучить биополевые механизмы распознавания, развитые у собак, я полагаю, что и важнейшие процедуры, обеспечивающие общение с незнакомцем, вполне могут быть «продублированы» теми же биополевыми средствами.

Мое собственное общение с собаками в невербальном режиме началось по их инициативе, с экстремальных ситуаций, когда они очень желали обратиться ко мне. Думаю, впрочем, что это закономерно, и именно потому, что для собак такая форма общения вполне естественна.

Когда Джинечке нашей было около трех месяцев, ей вздумалось потеряться на прогулке, удрав от моего мужа и старших собак. Мы тогда, как нередко бывает, проездили по делам дольше, чем собирались. Муж вышел погулять с собаками, а у меня в тот момент была одна лишь забота — побыстрее накормить семью. Помню, что резала на кухне какие-то овощи к обеду и даже не встретила их после прогулки в прихожей, не заметила, что моей малышки с ними нет! В ногах у меня закрутилась Бамби. Дело обычное, они часто ждут своего кусочка. Я продолжала стряпать, не обращая особого внимания на собаку, но она буквально подворачивалась мне под ноги, так, что я едва об нее не спотыкалась. И тут у меня в мозгу вдруг всплыла фраза: «Дочку не уберегла!».

Эту фразу месяцем раньше произнес мой муж, описывая состояние Бамби после того, как мы отдали ее первого щенка. Никаких поводов вспоминать эти слова у меня тогда не было. Да и вспомнился не весь эпизод целиком, а одна лишь фраза.

Мимолетно удивившись, я продолжала заниматься своими овощами. А в мозгу все настойчивее, уже почти криком: «Дочку не уберегла!!!». Я взглянула на Бамби. Та заглядывала мне в глаза, явно пытаясь вразумить недогадливую хозяйку. А когда я кликнула Джинечку, все немедленно и обнаружилось. Рольф нашел ее на чужой лестнице, в другом дворе, забившейся на пятый этаж. Представляю, как она испугалась, не увидев родных дверей!

С тех пор как я стала обращать внимание на спонтанные контакты с собаками, мне удалось уловить и закрепить то собственное внутреннее состояние, которое способствует взаимной настройке. Понемножку, сначала робко, а потом все увереннее я стала использовать эти возможности в работе с собаками.

Подсмотренные собачьи представления о действительности могут служить важной диагностической информацией. В числе моих воспитанников был, к примеру, юный лабрадор-ретривер, которого я в свое время помогала выбирать из помета, а затем присматривала за его выращиванием и воспитанием. Жизнь его, несмотря на мои настоятельные рекомендации, сложилась так, что малыш месяцев до четырех-пяти (то есть до шести-семи лет по человеческим меркам) был лишен прогулок, игр, нормального собачьего общения — всей той информационной нагрузки, которая совершенно необходима для тренировки развивающегося мозга. Никак не меньше, чем физические упражнения для формирующихся мускулов.