Собибор. Взгляд по обе стороны колючей проволоки

Примерно зимой (или весной?), в феврале примерно, была телесная проверка на выявление евреев. Потому что обнаружили, что много врачей, что обслуживали этот госпиталь, оказались евреями. Врачи ведь все были из наших. И всех врачей, санитаров, фельдшеров (да и больных некоторых) проверили. Я, конечно, тоже не писался, что я еврей, я записался по фамилии матери: «Киселёв Аркадий Михайлович». И больше 70 человек обнаружили евреев, большинство врачей. И нас перевели в Лесной лагерь[489]. Это был центральный эваклагерь этого фронта. Там сортировали и отправляли пленных в Германию. А нас поместили в так называемый подвал — карцер. И мы там в этом карцере были около месяца. Осталось нас живых около 30 человек, остальные поумирали в этом карцере. Там темно было, только утром открывалась дверь и выносили мёртвых. Только сидели и убивали паразитов. Мало того, что кушать давали по 150 гр. хлеба и через день баланду, мы умирали, так ещё и паразиты мучили. Мы сидели — и одной рукой туда, другой сюда — только и убивали этих вшей.

— Отчего умирали?

— От голода умирали, истощения.

Нас около 30 человек осталось. Однажды нас построили и повели, мы не знали куда. И нас привели в Минский концлагерь по улице Широкой. Тогда говорили, что была нота Молотова[490], что немцы убивают пленных, говорили, что есть такая нота, что «мы вас расстреливать не будем, вы сами умрёте». Когда мы были в карцере, нам так говорили. Потом нас перевели в этот лагерь по улице Широкая.

Там был концентрационный лагерь — так называемый арбайтслагерь[491]. И там помещались евреи и евреи-военнопленные и также белорусские тоже (отдельный барак), и те, которые бежали из Германии[492]

 — «красные латы». Мы были так называемые «жёлтые латы»— евреи, а то были «красные латы»(один барак). В общем, в основном в этом концлагере были евреи.

— Много там было людей?

— Человек 500, наверное, было евреев. Из этого лагеря нас водили на работу. Кто попадал на работу — тот, конечно, уже жил, доставалось покушать. Я работал в т. н. «цэбэфаувский двор».

— Как называлось?

— «Цэ-бэ-фау», я не знаю, что это значит, так называли. Там было несколько немецких компаний, они брали команды на работы. Была кампания Труппенвирченлагер — это были грузчики на продуктовом складе. Эти грузчики однажды договорились с полицаем, что он их на машине вывезет за город и они убегут к партизанам. Крепкие, здоровые хлопцы были. На складе и оружие у них было спрятано. Но в последний момент, когда они грузили на машину свои вещи и оружие, их окружили. В последний момент, как оказалось, полицай их выдал. Их всех привезли в лагерь и с большими издевательствами их убили. А кто работал во дворе — так, кто попадался — сразу всех расстреливали. Нас была группа семь человек, мы кололи и пилили дрова на циркулярке в разбитом здании. И в этом здании — видно, они, хлопцы, что готовились к побегу, что-то хранили в этом здании — один из наших был с ними связан. У меня был товарищ Ефим, он работал с печником с нашей команды. Он позвал меня к себе, он сварил картошку, чтоб мы покушали в обеденный перерыв. А шесть человек, что остались в здании, всех их там расстреляли. Ну а я был уже с ним у печника. В этом дворе там другая команда работала, гараж строили, тоже всех порасстреляли. Во дворе работали не меньше ста человек, очень много людей погибло.

Нас только человек 15–20 привели в лагерь после этого. И привели также команду Труппенвирченлагер, со связанными позади руками. И потом, это было зимой, их обливали водой, издевались на ними, потом расстреляли всех.

— Эти грузчики были евреями?

— Все они — евреи из нашего лагеря. Обливать водой придумал комендант лагеря. Были представители из организаций, которые берут рабочих, они тоже пришли. Не могу передать, как над ними издевались. Это был ужас. В конце концов, всех расстреляли и вывезли.

После этого набрали новых людей в Труппенвирченлагер, в том числе я пошёл в эту команду, работал грузчиком — до отправки в Собибор. В этой же команде работали мои друзья: Семён Мазуркевич, Саша Шубаев. Александр Шубаев был горский еврей, из Осетии[493]. Причём он не знал еврейского языка, идиша, его звали «кали-мали» почему-то. Цибульский в этой же команде был, Борис Цибульский. Его называли «украинский», потому что он по-русски говорить не умел, говорил по-украински. Как сказать, мы, во всяком случае, уже не голодали — мы работали на складе, мы научились красть.

Жили семьёй — три человека в лагере. Один — Яша из тех же, кого из госпиталя привезли. По-моему, Яша Тартаковский. И Фимка, Ефим, к которому я кушать ходил, который, по сути, спас меня тогда. Мы втроём жили всегда, семьёй. Я, по сути, кормил эту «семью», потому что приносил еду со склада. С Фимой (фамилии его не помню) мы были вместе и в Собиборе.

— Аркадий Моисеевич, Вы можете описать этот арбайтлагерь?