Собирали злато, да черепками богаты

Липа принимала гостей в «будуаре» раздражающе розового цвета. Эта сухопарая особа лет пятидесяти с одутловатым лицом и опухшими после сна глазами, не причёсанная, сидела в кресле и натягивала чулок на свою худую ногу. Зло поглядев исподлобья на вошедшего гостя, она спросила хрипловато:

– Ну, почто прихондорил-то? Весь дом перебудил… В такой час приличные люди к нам не ходят!

– Попридержи язык, Липа, – отозвался Романенко, усаживаясь на стул. – Сейчас я тебе задам несколько вопросов, если ты мне на них ответишь, я уйду…

– А если нет?

– А если нет, то придут мои люди и перехватают всех твоих «котов» и «марух» до кучи.

– Какие «коты»?! – взвилась Липа. – Белены ты объелся?! У меня порядочное заведение! Здесь всякой ширмошни не отирается! У меня благородные господа только бывают!

– Вот, о благородных господах мы сейчас и поговорим, – многообещающе произнёс Василь Васильич, по-кошачьи щуря бирюзовые глаза. – Офицеры Х…ого полка бывали ли у тебя?

– А бес их разберёт, какого они там полка… Должно быть бывали, ежели офицеры… Их благородия моих девушек жалуют, – в голосе Липы прозвучала гордость.

– А, вот, это поличие тебе знакомо будет? – Василь Васильич показал извлечённую их кармана фотокарточку поручика Дагомыжского.

Липа взяла со стола лорнет, прищурилась:

– Это Мишка, что ль? Которого давеча порешили?

– Ай-да-ну! И откуда ты, Липа, всё знаешь? Словно у тебя везде агентура своя!

– Да на кой мне своя-то, мил-мой? Мне и твоей за глаза хватает!

– Ах, вот что… – Романенко покривился. – Вот, шельмы! Стало быть, субъект сей тебе знаком?

– Бывал, как же. Но давно и всего несколько раз. Очень испорченный вкус у него! Моих девушек лучше ни в одном заведении не сыскать, а для него слишком уж хорошо и чисто показалось! Конечно, выловить нечто из грязи и тащить к себе – это интереснее, чем у нас, где всё культурно и благопристойно!

– Да уж, что может быть пристойнее бардака!

– А ты не смейся! Если на то пошло, так теперь иные благородные девицы и дамы куда распущеннее моих девушек! Только мои от нужды таким ремеслом занимаются, а эти от сытости!

– Про дам мы поговорим в другой раз. Ты, что ли, знаешь, кого этот поручик выловил из грязи?

– Врать не буду, мил-мой, подробностей не ведаю. А, ежели тебе так надо, то поезжай на Цветной бульвар. Там заведение есть… «Мечта» называется. Публика там самая разная отирается. Да ты и сам знаешь, какая на Цветном публика: ширмошня, деловые, обратники, шулера, картёжники, просто любители острых ощущений… Последних там иногда режут… В общем, ничего примечательного, но есть в этой «Мечте» цыганский хор, и один знакомый «кот» мне рассказывал, что в одну из певичек влюбился офицер, увёз её, квартиру нанял и стал с нею жить.

– Так, может, это другой какой офицер?

– Нет, мой «кот» его у нас видел, не спутал бы.

– А ты говорила, что не бывает в твоём заведении «котов»?

– Не бывает. Бывают мои старые-добрые друзья! А этот «кот» – мой личный «кот»… Он ко мне ходит, – Липа чуть улыбнулась и зевнула. – Всё, я всё сказала. Езжай, мил-мой, на Цветной и дай мне поспать.

– Спокойной ночи, Липа! До свидания!

– Век бы тебя не видеть…

Покинув заведение Ялович, Василь Васильич решил, недолго думая, поехать на Цветной бульвар лично. Поручать работу кому-то, когда душу томит инстинкт идущего по следу охотничьего пса, и лишать себя удовольствия поимки дичи – выше сил сыщика.

Трактир с поэтическим названием «Мечта» был расположен в самом конце бульвара и представлял собой не отличающееся чистотой заведение, в котором в утреннее время было всего несколько типов подозрительной наружности, которые насторожённо взглянули на Романенко, едва он переступил порог. Побледневший буфетчик тотчас исчез из-за стойки. Василь Васильич неторопливо сел в углу и закурил. Он хорошо знал такие места, знал, что вечерами они неузнаваемо преображаются, наполняясь тёмными личностями, которые пьют вино, делят добычу, играют в карты, обирая доверчивых профанов, приводимых сюда «марухами», а иной раз опаивая их какой-нибудь отравой или даже убивая. Наверняка была здесь и шулерская «мельница», наверняка и теперь отсыпались в укромных углах постоянные посетители «заведения»… Таких мест в Москве было бесчисленное множество. Но не шулера и ширмошники интересовали теперь Романенко, и он терпеливо ждал, когда появится хозяин трактира, за которым, несомненно, побежал буфетчик, узнавший Василь Васильича, которого едва ли не каждый обитатель трущоб давно уже знал в лицо.

Хозяин, чернобородый, невозмутимый толстяк, явился вскоре и с самым любезным видом подошёл к Романенко:

– Не прикажете ли что-нибудь откушать, Василь Васильич?

– Нет, не прикажу. Разговор есть.

– Слушаю, Василь Васильич, – хозяин сел напротив и погладил бороду. – Не могу взять в толк, чем моё скромное заведение привлекло ваше внимание… У нас всё по закону, всё…

– А вот Лазаря петь не надо! Что творится в твоём скромном заведении, я очень хорошо знаю, и к закону это касательства не имеет.

– Помилуйте, Василь Васильич!

– Помилую, помилую, если пособишь одно дельце распутать.