Собирали злато, да черепками богаты

– С его матерью, ты хотел сказать, – поправил Николай Степанович. – Да, от судьбы не уйдёшь. Значит, так уж суждено вам было встретиться. Асю не тревожь подробностями этого дела. Ей-богу, дело это дурно пахнет, и мне совсем не по нутру. Адюльтеры! Революционеры! Пророки, чёрт бы их подрал! Этот заносчивый генерал получает письма с угрозами, находит химические вещества для изготовления бомбы у своего слабоумного сына, но ни слова об этом не говорит полиции! Чтобы честь не пострадала! Говорит мне, что его жены нет дома, а эта мадам через четверть часа выпархивает на улицу, садится в экипаж и едет к какому-то мерзавцу-проповеднику, где встречается с любовником и уезжает с ним на его квартиру! А знаешь, Кот Иваныч, кто этот любовник? Бывший офицер её мужа! Отставной поручик Разгромов! Фрол, извозчик наш, по моему приказу, проследил за этой парой и выяснил у дворника, что барыня бывает у господина поручика регулярно, а сам господин поручик уже три месяца не платит за квартиру… Что за нравы! Любой из этой весёлой компании легко мог убить своего ближнего для своей надобности, имея к тому серьёзнейшие оправдания, которые любезно предоставляет им их проповедник, которого я имел несчастье сегодня услышать!

– Простите, это, случаем, не на Сивцевом Вражке было? – спросил Вигель.

– Там, – кивнул Немировский. – А ты откуда знаешь?

– Я сегодня Любовицкого видел. Так он мне о нём рассказывал. Он там бывает, видел генеральшу… А ещё говорит, что там революционеры собираются и самая разношёрстная публика. Советовал обратить внимание…

– Незакосненно обратим. Я сначала, когда эту ахинею с маслом послушал, так думал, не откладывая в долгий ящик, закрыть эту лавочку, а потом, знаешь, передумал. Надобно прежде человечка там поставить, последить, кто туда ходит. А уж потом… – Немировский откинул назад свою белоснежную голову и прищурился. – А зачем приходил этот, чёрт бы его взял, г-н Замоскворецкий? Небось, о новом деле разнюхивать?

– Мне показалось, что он о нём осведомлён не многим хуже нас с вами. Впрочем, за проповедника я пообещал ему дать комментарий по окончании дела, – признался Вигель.

– И напрасно… Незачем поощрять всю эту бульварную писанину! Совестно в руки взять эти грязные листы… Ты только почитай, что там пишется! Всё самое низменное и гнилое, что есть в обществе, выплёскивается на эти полосы, словно их авторы вместо чернил пользуются сточными водами. И весь дух от этой, с позволения сказать, прессы, отдаёт канализацией… Самое отвратительное, что этот дух начинает проникать повсюду… Трупный яд…

– Вы сейчас почти повторили Любовицкого.

– Вот, негодяй из негодяев. Он-то всё понимает лучше кого бы то ни было и сознательно поощряет… Это всё Ницше, Ницше… Да, Пётр Андреевич, это Ницше…

– Что именно?

– Всё: адюльтеры, проповедники, разврат, самоубийства и убийства… Лев Толстой прав: страшно то время, у которого такие пророки, страшно, когда злой сумасшедший завладевает умами и душами стольких людей! Молодых, заметь себе, людей! Барышни, которые раньше прятали под подушками «Кларисс», «Ричардсонов», поэтов, наконец, теперь прячут – Ницше. Вот, и в доме генерала – он. Жена читает… Читает, потом едет к «пророку», развивающему эти, с позволения сказать, идеи, а оттуда – к любовнику, бросившему службу и прожигающему жизнь во всевозможных утехах! – Немировский развёл руками. – Не понимаю! Я сегодня вернулся домой и спросил у Аси, читала ли она Ницше. Оказалось, читала и пришла в ужас. Я у неё взял книжку и перед твоим приходом пролистнул… Я почти полвека борюсь с преступностью, я за это время многое видел и слышал, всякого насмотрелся, но это… Ведь это – страшно, Пётр Андреевич! Это не просто сумасшествие, это бесовщина какая-то! А если бесовщина начинает владеть умами, то полиция бессильна… Ты только послушай, что он пишет! Я отметил кое-что специально! – Николай Степанович надел очки и прочёл: – Христианство – «побасенка о чудотворцах и спасителях», «ложь, проистекающая из дурных инстинктов больных и глубоко порочных натур», священник – «паразит опаснейшего свойства, настоящий ядовитый паук жизни»! Этот мерзавец превозносит цинизм и бесстыдство, которое считает самым высоким, чего может достичь человек! Ему подавай человека-дикаря с «ликующей нижней частью живота»! Прежде над таким бредом посмеялись бы, а теперь его слушают, как откровение! «Нет ничего великого в том, в чём отсутствует великое преступление»! «В каждом из нас сидит варвар и дикий зверь»! И он требует дать свободу этому зверю! Дать свободу демону! Стать орудием его! Каково? Нет, помяни моё слово, это всё плохо кончится…

– Как всё кончится, знает только Бог, – вздохнул Вигель, – хотя вы правы…

– Ладно, как говорит Василь Васильич, к матери под вятери всю эту, с позволения сказать, философию… Сжечь в камине да и только… Давай о деле. Итак, каковы наши версии?