При таких условиях немудрено, что и вопрос о замещении митрополии после кончины Фотия не мог быть разрешен по воле великорусского великого князя. Новый литовский великий князь Свидригайло отправил в Константинополь на поставление в митрополиты смоленского епископа Герасима, который и был поставлен на митрополию всея Руси423. Московские правители не пытались послать в Константинополь своего «нареченного» кандидата – Иону рязанского424, хотя Герасим на Москве и не появлялся425: он, видимо, ожидал победы Юрия Дмитриевича, которая ему доставила бы осуществление прав на митрополию всея Руси. Перипетии московской смуты, затем смерть Юрия разбили эту перспективу, а летом 1435 года Герасим погиб жертвой гнева Свидригайло за какую-то «измену». Теперь в. к. Василий отправил Иону на патриаршее поставление, но в Константинополе более широкие и важные цели – проекты унии – привели к посвящению на русскую митрополию грека Исидора. Митрополию не удалось вернуть в состав великорусских политических сил, пока низложение Исидора, разрыв с Константинополем и решительная ее национализация не вывели Русскую церковь на новый исторический путь.
Великий Новгород держался осторожно и уклончиво перед московской княжеской смутой426. В. к. Василий нашел у него убежище, когда вынужден бежать от дяди Юрия; новгородцы пережили момент острой тревоги, выступали ополчением, но буря их не захватила. Вскоре появился у них другой гость – Василий Косой, искавший средства для новой борьбы, и, уходя, грабежом новгородских волостей отплатил за отказ в поддержке. Зимой 1435 года, когда в. к. Василий вновь утвердился на столе своем, Великий Новгород вступает с ним в соглашение на том, что великий князь вернет Новгороду «новгородскую отчину» – все великокняжеские захваты прежнего времени – Бежецкий Верх и земли на Волоке Ламском и на Вологде и пришлет на условленный срок своих бояр «на розвод земли», а новгородские бояре вернут ему доходные статьи, издавна спорные «князьщины». Но покончив с Василием Косым, великий князь не выполнил «розвода», не учинил «исправы» и «отчины новгородской нигде новгородцам не отвел». Требования его возросли, обещанные уступки сокращены, и новгородцам пришлось выдать ему в 1437 году черный бор «на новоторжских волостях на всех, куды пошло по старине»427. Развитие политической самостоятельности Великого Новгорода все более подрывало новгородские «пошлины» великого князя, и настояния великокняжеской власти «пошлин не таити, по целованью» переходили в попытки восстановления фактически утраченных или периодически не осуществлявшихся прав; эти настояния, с одной стороны, и непрерывные столкновения из-за волостей, которые великими князьями захвачены из «новгородской отчины» в свое прямое распоряжение – с другой, создавали неизменный повод для новых и новых вспышек «розмирья». В 1441 году в. к. Василий подверг новгородские волости большому разоренью, несмотря на встречные действия новгородских воевод с заволочанами, причем двинул на них и псковичей, и тверскую рать. Новгород вынужден добить ему челом о мире с уплатой 8000 рублей и обязательством восстановить «по старине» великокняжеские оброки и пошлины428. Давняя и коренная неустойчивость этих отношений великокняжеской власти дала Шемяке повод к попытке использовать новгородское недовольство для новой смуты. О такой попытке летописи сохранили только краткое и неполное упоминание. Надо полагать, что какими-то действиями Шемяки во время новгородского «розмирья» вызван поход на него в. к. Василия, состоявшийся тотчас по заключении мира с Новгородом. Шемяка бежал в Новгородскую область и обратился в Новгород с предложением, чтобы новгородцы приняли его к себе на княжение на всей своей воле. Уклончивый ответ заставил Шемяку добить челом великому князю через троицкого игумена Зиновия429. Толчком к новому взрыву смуты послужили не новгородские, а татарские дела. Все глубже сплетаются сложные трудности внешнего положения великокняжеской власти с неустойчивым равновесием внутреннего строя Великороссии.