В. к. Василий вернулся из плена, окруженный татарами и обремененный тяжким долгом, от которого настала крестьянству великая тягость. А по вестям о его пленении Москва пережила острую панику; ждали прихода татар, великие княгини бежали в Ростов, бояре стали покидать город, черные люди подняли бунт против малодушия покидавших столицу, укрепляли город, готовились к осаде. Татары под Москву не пошли, а поднялся Шемяка, которого особый посол Улу-Махмета известил о поражении и плене в. к. Василия. Однако соглашение великого князя с татарами предупредило на первых порах захват Шемякой Москвы и великого княжения. Василий Васильевич вернулся 17 ноября 1445 года на свой стол великого княжения, но не долго. Удручающее впечатление его возврата с татарской силой и татарскими обязательствами создало настроение, которое едва его не сгубило. Шемяка привлек на свою сторону можайского князя Ивана, обеспечил себе согласие тверского великого князя Бориса, снесся с враждебно настроенными москвичами – из московских бояр, купцов и монахов и в феврале 1446 года захватил наездом великого князя в Троицко-Сергиевом монастыре на богомолье, велел его ослепить и сослал в Углич, а в. к. Софью Витовтовну в Чухлому438.
Новая «беда зла», поразившая в. к. Василия, грозила полным крушением великорусской великокняжеской власти. «Победителей», опьяненных быстрым и легким успехом, обуяло стремление к разделу между собой великого княжества на крупные самостоятельные владения. Можайский князь Иван Андреевич, который и раньше переходил на сторону Шемяки, но покинул его за пожалование Суздалем439, опять вернулся к Дмитрию Шемяке, обеспечив закрепление за собой Суздаля440. Но это вызвало решительный протест суздальских отчичей, князей Василия и Федора Юрьевичей, которые добились договора о восстановлении в их обладании суздальской «прадедины, дедины и отчины» – Суздаля, Новгорода Нижнего, Городца и Вятки441. Тверской великий князь Борис Александрович еще ранее использовал московскую смуту для нападений на новгородские волости442.
Но все наиболее значительные общественные силы великого княжения, как и в первую утрату Москвы в. к. Василием, поднялись на нового захватчика. Бояре и служилые князья попытались укрыть от Шемяки детей Василия, но Дмитрий Юрьевич заставит епископа Иону, нареченного митрополита, привести их из Мурома, куда их увезли бояре, на Москву и нарушил обещание дать им с отцом свободу и «отчину довольну», а послал к отцу в заточение в Углич. Этим он только усилил брожение, направленное против его власти. Сторонники в. к. Василия собирались за литовским рубежом вокруг серпуховского князя Василия Ярославича и князя Семена Оболенского443, к ним бежал с Москвы и Федор Басенок; князья Ряполовские, Стрига Оболенский и другие собирали силу идти к Угличу на службу своему князю; весь двор его потянулся прочь от Шемяки. Настойчивые протесты Ионы и волнение московской служилой среды заставили Шемяку выпустить Василия Васильевича из угличского заключения444 и дать ему «в вотчину» Вологду, конечно, укрепив его «крестным целованием и проклятыми грамотами»445. Но великий князь, получив свободу, отправился под видом богомолья в Кирилло-Белозерский монастырь, где игумен Трифон разрешит его от вынужденного крестного целования; и отсюда ушел в Тверь к Борису Александровичу, союз с которым закрепил обручением семилетнего сына Ивана с пятилетней тверской княжной Марьей Борисовной, освобождение великого князя дало толчок общему движению его сторонников. Москва занята без боя, в. к. Василий двинулся на Шемяку и можайского князя «со многою силою» от тверской границы, из-за литовского рубежа пришли силы Василия Ярославича, а с ними соединились и татарские царевичи. Дмитрию Шемяке пришлось уйти в свой Галич и просить мира446. Но и это примирение не внесло успокоения, не помогли крестное целование и «проклятые грамоты». Дмитрий Шемяка делает – в ближайшие годы – ряд попыток возобновить борьбу, попыток бессильных, но тревожных, которые вызывали вспышки суетливой и бесплодной усобицы, направленной, со стороны великого князя, на то, чтобы до конца смирить Шемяку и покончить с его покушениями возбудить против великокняжеской власти все возможные элементы недовольства и опереть их на связи с внешними ее врагами. Ряд татарских набегов, тревоживших Великороссию в конце 40-х и начале 50-х годов, обусловлен в значительной мере не только тем, что, как в старину, княжая «котора» облегчала «поганым» возможность «нести розно Русскую землю», но и прямыми сношениями Шемяки с Казанью. Шемяка призывал в то же время других князей, Великий Новгород, вятчан, а также бояр и слуг великокняжеских на свою сторону, во имя освобождения Москвы от господства в ней татар, приятелей в. к. Василия447.