Соблазняющий разум. Как выбор сексуального партнера повлиял на эволюцию человеческой природы

Сейчас эту теорию трудно проверить, но с развитием нейронауки и генетики поведения это станет проще. Теория происхождения креативности от протеизма предполагает, что при игре в орлянку и при выполнении задач на креативность должны активироваться отчасти одни и те же системы мозга. Кроме того, она предсказывает, что часть генов, ассоциированных с высокой способностью к рандомизации в стратегических играх, должна быть связана и с высокой креативностью (разумеется, при этом необходимо учитывать общий интеллект). Тем не менее эта “теория хаотичного мозга” не вполне удовлетворительна, поскольку не говорит, какие факторы давления отбора способствовали формированию креативности. Чтобы выявить эти факторы, нужно прежде всего задаться вопросом, по какой причине эволюция могла бы благоприятствовать нарочитому усложнению систем мозга, отвечавших за протеизм.

Креативность как демонстрация протеизма

Второй способ связать протеизм и креативность – теория индикаторов приспособленности. Если бы протеизм был важен для выживания и размножения наших предков, живших в группах, механизм выбора партнера обеспечил бы стандартную мотивацию для его совершенствования. На брачном рынке особи с высокими способностями к социальному протеизму должны были пользоваться отменным спросом, поскольку могли передать эти социально полезные способности потомству. Если протеизм стал критерием в выборе партнера и половой отбор начал его поддерживать, должны были развиться надежные индикаторы протеизма. Любое социальное поведение, в котором четко проявлялась способность к рандомизации, могло включиться в ухаживания.

Некоторые формы повседневной креативности, и в особенности юмор, можно рассматривать как демонстрации протеизма. Демонстрируя неожиданный ход мыслей, который своей нестандартностью восхищает потенциального партнера, вы, вероятно, показываете, что ваша стратегия поведения в социуме может быть убийственно непредсказуемой для конкурентов. Непредсказуемость же в рамках демонстраций креативности привлекает, а не пугает. Не исключено, что креативность сформировалась в ходе полового отбора как индикатор способности к социальному протеизму.

Из этой идеи вытекают отчасти те же самые предположения, что и из первой гипотезы о мозговых системах, отвечающих за рандомизацию. Из нее тоже следует, что особи, которым плохо удается социальный протеизм, должны обладать низкой креативностью. Но эта идея не кажется мне в полной мере удовлетворительной, так как способность к социальному протеизму может быть не так важна, как другие способности. Скажем, первому претенденту хорошо удаются непредсказуемые атаки, а второй очень силен и может победить в любой схватке. В этом случае потенциальный партнер вполне может предпочесть силу хаотичности. Давление социальной конкуренции могло оказаться достаточно сильным, чтобы благоприятствовать развитию способностей к протеизму, но непонятно, настолько ли сильным, чтобы специфические индикаторы протеизма поддерживал половой отбор. Рассмотрим третий возможный вариант связи протеизма и креативности.

Игривость как индикатор молодости

Почти все млекопитающие в начале жизни прелестны, игривы, открыты всему новому, а потом постепенно становятся мрачными, прагматичными и консервативными. Эшли Монтегю и многие другие обращали внимание на то, что люди частично сохраняют детскую игривость и в зрелом возрасте. Игривость взрослых считалась одним из главных признаков человеческой неотении – замедления поведенческого созревания относительно созревания физического. Традиционное объяснение человеческой неотении сводится к тому, что замедленное когнитивное развитие позволяет удлинить период эффективного научения. Несомненно, в эволюции гоминид могли быть веские причины для сохранения определенных форм социального научения во взрослом возрасте, однако я не представляю, как это могло разрастись до такой игривости, которую мы наблюдаем у взрослых людей, но не шимпанзе.

Игривость сопряжена с большими временными и энергетическими затратами. Долгое время биологи бились над вопросом, какую же пользу игровое поведение должно приносить даже молодым животным, чтобы окупалась его затратность. В итоге они сошлись на том, что игры большинства животных не что иное, как тренировки. Игривая борьба и догонялки – это отработка наиболее важных навыков взрослого животного, необходимых для добывания еды, спасения от хищников и соперничества с другими особями. Но когда базовые навыки уже приобретены, какое селективное давление могло бы способствовать сохранению игривости в зрелости?