При обсуждении эволюции языка мы убедились, что демонстрации концептуально точных представлений о мире редко поддерживаются половым отбором. В жизни миллионов видов на протяжении всей истории Земли было только два случая полового отбора на точность отображения мира: человеческий язык и репрезентативное искусство. Но даже если язык ссылается на реальные объекты и события, это не означает, что убеждения, выражаемые с его помощью, реалистичны.
Половой отбор обычно ведет себя как издатель бульварной газеты, который свихнулся от жадности и убирает со страниц все новости, оставляя одну рекламу. Но когда дело доходит до человеческой эволюции, этот издатель вдруг обнаруживает новую рыночную нишу, куда можно было бы пристроить и новости: горстку читателей с крупным мозгом. Он распоряжается, чтобы журналисты под завязку набивали газету новостями, но не заботится о создании отдела проверки фактов. В результате мы имеем человеческое мировоззрение – бульварную мешанину из религиозных убеждений, политического идеализма, городских и племенных мифов, принятия желаемого за действительное, псевдонаучных установок и забавных случаев из жизни.
Ричард Докинз предположил, что такого рода идеологические феномены обусловлены мемами – вирусоподобными идеями, которые возникают на культурном уровне и распространяются, захватывая наше внимание, внедряясь в память, побуждая нас заражать ими других. Концепция мема позволяет взглянуть на человеческую культуру под новым углом, однако вызывает ряд вопросов. Почему люди с особым рвением транслируют эти идеи в ранней зрелости, причем главным образом во время ухаживаний? Почему люди соревнуются в создании новых мемов и в случае успеха становятся знаменитыми? Почему бо́льшую часть мемов произвели мужчины? Почему естественный отбор оставил нас такими восприимчивыми к идеологической бессмыслице? Возможно, мы сможем ответить на эти вопросы, если начнем рассматривать идеологические демонстрации как часть ухаживаний. Может, мемы и используют нас, но все-таки в основном их используем мы – для повышения своего сексуального или социального статуса.
Теория о том, что мировоззрение подвержено действию полового отбора – серьезный вызов эволюционной эпистемологии. Естественный отбор снабжает животных интуитивными представлениями о мире, но, по-видимому, не способен создавать коммуникативные системы, чтобы они могли этими представлениями делиться. Половой отбор порождает сложные, богатые коммуникативные системы, такие как язык, но в случае вербально выраженных представлений он жертвует достоверностью в пользу развлекательности. Для индивидуального познания важна достоверность, а вот социальному общению она вредит; приходится выбирать – быть молчаливыми реалистами или же болтливыми выдумщиками, совмещать не получится. Этот взгляд сильно отличается от позиции эволюционной эпистемологии, согласно которой познание направлено на поиск истины, а назначение языка – ее передавать, при этом оба инструмента эволюционировали, чтобы дать нам двойную защиту от лжи.
Наша идеология – лишь тонкий слой марципана на фруктовом пироге разума. Большая часть ментальных механизмов, заботливо управляющих нашим поведением, работает очень точно. Это наши смиренные слуги, которые трудятся, не разгибаясь, безразличные к странным сигналам и вычурным метафорам, которые пролетают где-то высоко, когда одно сознание передает их другому во время ментального шоу фейерверков – ухаживаний. Половой отбор не исказил наше восприятие глубины, распознавание голоса, чувство равновесия, способность метко кидать камни. Но, по всей видимости, он сделал очень ненадежными наши сознательные убеждения. Это тот уровень эпистемологии, к которому обращаются, оспаривая чьи-либо претензии на “знание” в таких областях, как религия, политика, медицина, психотерапия, социальная политика, гуманитарные дисциплины и философия науки. Именно в этих областях половой отбор подрывает логику эволюционной эпистемологии, превращая наши когнитивные способности в декоративные элементы, рекламирующие приспособленность и не несущие никакой иной истины.
Креативная наука
Если разум формировался под действием полового отбора как инструмент развлечения, от которого не требуется эпистемологическая точность, можем ли мы надеяться на обретение истинных знаний о мире? История говорит, что до появления науки как социального института надеяться на это мы не могли. В донаучные времена не было заметного кумулятивного прогресса в формировании верных представлений о мире. Но с появлением науки все изменилось.