Как бы то ни было, но Иаков не может не влюбиться в Ванду, дочь хозяина, приходившую в горы каждый день, чтобы подоить коров. Она тоже влюбляется в него – за то, что он был бесконечно более благороден и грамотен, чем люди ее народа. В конце концов они уступают своей страсти, но радость Иакова смешивалась с мукой от совершения тягчайшего греха. Едва успевает начаться их безнадежный роман, Иакова вызволяют из рабства братья по вере: странствующие циркачи рассказали им, где тот находится, за ним приехали в фургоне, полном денег на его выкуп. Человеколюбие единоверцев не удивляет Иакова: «освобождение пленника – священное деяние» (49). Иаков уезжает столь внезапно, что не может даже попрощаться с Вандой, не говоря уж о том, чтобы объяснить своим освободителям, в какое положение попал. И Ванда не узнает правды от своих сородичей: те врут, скрывая шальные деньги. Ей говорят, что Иаков просто пропал – может, его убил кто-то из соседей, недовольный постоянным присутствием еврея.
Иаков возвращается в свою деревню. Она восстанавливается после того самого набега, как не раз восставали в прошлом и она, и другие еврейские общины. Здесь Зингер описывает жизнестойкость и коллективную организацию евреев, позволяющие им достигать совершенства во всем, чего им не запрещали напрямую:
Торговлей в Польше заправляли евреи, и никакие волнения не могли этому помешать. Они торговали даже церковными украшениями – да, это запрещено, ну так и что же? Еврейские купцы отправлялись в Пруссию, Богемию, Австрию и Италию, везли оттуда шелк, бархат, вина, кофе, пряности, драгоценные украшения, оружие – а из Польши вывозили соль, растительное масло, лен, сливочное масло, яйца, рожь, пшеницу, ячмень, мед, сырые кожи. Ни знать, ни крестьяне даже не представляли, чем занимаются евреи. Польские цехи защищали себя всевозможными привилегиями – но товар у еврейских ремесленников стоил меньше, а по качеству часто был лучше. Евреев-кустарей держал чуть ли не каждый помещик. Король запретил евреям открывать аптеки – но аптекарям-неевреям не верил народ. Бывало, докторов-евреев привозили даже из-за границы. Священники, в особенности иезуиты, клеймили медицину неверных со своих кафедр, издавали памфлеты, писали и воеводам, и в Сейм, прося лишить евреев права на медицинскую практику, но стоило кому из духовенства заболеть – и он тут же посылал за евреем (126–127).
Иакову незамедлительно предоставляют место в общине. Но он несчастен – ведь столь многие братья по вере лишь ограничиваются пустыми ритуалами, нарушая дух веры ради стяжания богатств. Бедный, но грамотный, Иаков – завидный жених, однако ни одна из девушек, с которыми его знакомят, не вызывает ни той страсти, какую вызывала в нем Ванда, ни даже одухотворенности, которую пробуждала та любовь. Подвергая себя великой опасности и терзаясь еще более сильной душевной мукой за «возвращение в Египет», Иаков спешит за Вандой, и они бегут через горы во вновь отстроенную еврейскую общину, для которой они оба чужаки. Ванда хочет принять иудаизм и получает от Иакова наставления, но еврейский закон никогда ей этого не позволит – а выучить язык и обычаи настолько хорошо, чтобы притвориться еврейкой, она не сможет никогда. У них остается только один путь остаться вместе: Ванда притворяется глухонемой.