Собор Дарвина. Как религия собирает людей вместе, помогает выжить и при чем здесь наука и животные

Мы молим даровать нам прощение, «как и мы прощаем должникам нашим», то есть именно так, как мы щадим и прощаем тех, кто как-либо причинил нам боль, будь то несправедливым деянием или оскорбительным словом. Не с тем добавлено это условие, чтобы внушить нам, будто мы, даруя прощение другим, заслуживаем тем самым прощения у Бога. Скорее оно установлено как знак, убеждающий нас в том, что Он даровал нам прощение грехов – знак столь же надежный и верный, сколь надежно и верно наше осознание того, что мы простили других, при условии, что сердца наши освободились и очистились от всей ненависти, зависти и мщения. И равно так же верно и обратное: именно это условие – знак того, что те, кто скор на мщение, кто медлит с прощением и упорствует во вражде, изгоняются из числа детей Божьих, чтобы не смели они воззвать к Богу как к Отцу и через это отвести от себя недовольство, которое сами же разжигают против других (32).

Заметим: Кальвин однозначно отвергает представление о возможности совершить сделку с Богом, совершенно вопреки концепции Старка о религиозной вере. Сам я интерпретирую этот фрагмент функционально: Церковь забрала роль хранителя общественного порядка у своих же членов. В отсутствие сильной Церкви или сравнимой с ней социальной организации индивиды должны сами поддерживать порядок, и они, несомненно, сотрудничают в малом – но так возникают междоусобицы и соперничество, и, когда масштаб сотрудничества возрастает, система дает сбой. Каждая из группировок, изводивших Женеву до появления кальвинизма, поддерживала свое единство – но между собой они не сотрудничали. Церковь, которая пытается построить единое общество в крупном масштабе, должна подавить все механизмы «самопомощи», которые представляются столь естественными тем, кто в эту Церковь входит. Члены Церкви (и общества) должны простить друг другу все проступки – за них накажут на более высоком уровне. Как мы еще увидим, этот «более высокий уровень» – это не воображаемый ад, а хорошо смазанный механизм, и любое наказание преступников своими силами уступает этому механизму абсолютно во всем.

Подводя итог, скажем, что катехизис Кальвина предлагает образец человеческого поведения, который можно осмыслить с функциональной точки зрения на уровне групп. Этот образец идет намного дальше, чем общие предписания «поступайте с другими так…», и точно отвечает и условиям своего времени, и местным особенностям. Для того чтобы любая единица (индивид или группа) могла действовать адаптивно, она должна быть крайне чуткой к обстановке, или контексту – и вести себя соответственно. Образец адаптивного поведения должен идти от провозглашения правил «делайте то» к правилам «делайте то в одной ситуации, другое – в иной, а третье – в третьей». Для столь краткого документа катехизис Кальвина поразительно чуток к контекстам, а в остальные его труды гораздо подробнее: нам еще предстоит это увидеть.

Представление о локальной адаптации позволяет изучать религию с позиции эволюционизма и с помощью тех же методов, которые применяются для изучения всех видов живых существ – за исключением человека, о чем я говорил в главе 2. И если окружающая среда изменяется во времени и пространстве, а религии повышают приспособленность человеческих групп к условиям проживания, то у нас, вероятно, получится – на пространственно-временных шкалах любого масштаба – предсказать свойства религии так же точно, как мы предсказываем фенотипические свойства рыбок-гуппи, проживающих в верховьях и низовьях рек. В этой главе я уделяю внимание лишь одной религиозной группе, но в главе 6 попытаюсь провести более полный сравнительный анализ на примере идеи прощения[33]

.

Отношения Бога с людьми