Собор Дарвина. Как религия собирает людей вместе, помогает выжить и при чем здесь наука и животные

В нынешнем положении Церкви было бы хорошо выбрать двух из Малого совета, четырех из Совета шестидесяти и шестерых из Совета двухсот, людей, ведущих жизнь праведную и честную, с безупречной репутацией, находящихся вне подозрений, и прежде всего боящихся Бога и обладающих духовной рассудительностью… Избрать их, как представляется, лучше всего было бы так: Малый совет предлагает кандидатов, лучших из тех, каких можно найти, и наиболее подходящих, для чего следует призвать священников и посоветоваться с ними, а после этого рекомендованных ими надлежит представить перед Советом двухсот, который и решит, одобрять ли избранников. Если Совет найдет их достойными, пусть те дадут особую клятву, форма которой будет без промедления составлена. Когда же придет конец года, пусть они предстанут перед Сеньорией, где будет рассмотрено, продлить ли их полномочия или им стоит найти замену. Неразумно менять их часто без веской на то причины, пока они верно выполняют свой долг (63–64).

Идея, согласно которой главенствующие лица должны были подать телу Церкви пример высоких стандартов нравственности – отличительный признак кальвинизма. Кальвин не пустил решение этого вопроса на самотек, а ввел процедуры отбора и надзора: в таких условиях предводителям было необычайно трудно кого-либо эксплуатировать. Обычный женевец мог пожаловаться на то, сколь тяжело его бремя и сколь сурова дисциплина – но не на то, будто от этого долга и дисциплины свободны главенствующие.

Надлежащее поведение граждан регулировалось с помощью санкций, возраставших в строгости: сперва – «братское предостережение»; затем – внушение в присутствии членов Церкви; затем – исключение из числа принимающих причастие на вечере Господней (проводилась шесть раз в году), и в конечном итоге – отлучение от Церкви (эта традиция восходит к раннехристианским временам). Все санкции налагались с целью вызвать изменение и в образе мыслей, и в поведении, после чего проступок прощали, а человек возвращался в лоно Церкви. Следующий фрагмент «Постановлений» показывает, что церковная дисциплина была жесткой и неумолимой к отклонениям от принятых норм, но в других отношениях не посягала на достоинство нарушителей: