Наша задача в том, чтобы провести то же самое рассуждение для выявления функции – если она вообще существует – у такой религии, как кальвинизм. Как и в случае с открывалкой или сердцем, ключ к разгадке – в понимании деталей. Это положение важно, поскольку мой анализ кальвинизма мог показаться не слишком научным. Он стал исключительно описательным, в нем не было ни цифр, ни статистического сравнения, против которых, разумеется, я не имею ничего – но все же важно понимать, что они служат для прояснения чего-то более важного и основного. Прежде я упоминал о том, что наработки традиционного религиоведения можно сравнить с данными естествознания, которых хватило для того, чтобы Дарвин смог разработать свою теорию эволюции. Я сделаю на этом утверждении акцент. Подумайте над тем, что мы могли бы обрести, проведя исследование кальвинизма с опорой на количественные показатели. Вспомним фразу Коллинза (Collins 1968, 148, цит. выше): «…есть свидетельства того, что решения принимались беспристрастным судом». Свидетельства, на которые ссылается Коллинз – это решения, сохраненные в хрониках; сильные мира сего в них, как кажется, учтены наравне с обычными гражданами. Конечно, Коллинз мог ошибиться, особенно если другие исследователи жизни Кальвина, «просеявшие» тот же самый исторический материал, не согласны с ним. Тогда, возможно, придется решать спорный вопрос более строгими методами. Мы могли бы собрать все дисциплинарные дела, которые найдутся в базе данных, и проставить балльные оценки напротив социального статуса и итогов судебного рассмотрения, а затем, по методам статистики, проверить, отличался ли в среднем статус лиц, на которых Церковь налагала дисциплинарные взыскания, от усредненного статуса жителей Женевы – и влиял ли статус на вынесение судебных решений. Я легко могу представить, что мы найдем статистически значимые отличия, несмотря на все те выдающиеся случаи, о которых я говорил – и которые заставили Коллинза сделать свой вывод. Но чтобы двигаться дальше, нам следует ввести в поле анализа другие Церкви, особенно Католическую – ведь именно она господствовала в Женеве до кальвинизма. Даже если кальвинизм не был всецело справедлив, верша правосудие, был ли он более справедлив, нежели его предшественница?
Количественный анализ такого рода всегда приветствуется. О нем говорят в таких академических изданиях, как Journal for the Scientific Study of Religion («Журнал научных исследований религии») – хотя, насколько я могу судить, данных о кальвинизме там нет. В главе 5 я приведу обзор литературы по этому вопросу. Но пока что количественное исследование – это все же лишь уточнение того, чем занимались религиоведы с самого начала изучения религий. Более того, проведение количественного анализа – процесс трудоемкий, поэтому он должен служить запасным методом для наименее очевидных случаев. Что касается Католической Церкви в Женеве, ученые единодушно согласны в одном: она по сравнению с кальвинизмом казалась развращенной и своим существованием была обязана могущественным кругам, находящимся за пределами Женевы. И, видимо, складывать в данном случае числа – это все равно что высчитывать функцию открывалки. Если мы не примем во внимание корпус соответствующей литературы и откажем ей в «научности», то рискуем выбросить очевидное вместе с непонятым. А нам, напротив, следует отнестись к исследовательской литературе как к источнику приемлемо точных сведений – и продолжить проверку нашей гипотезы. Я утверждаю, что знание деталей явно поддерживает функциональную трактовку кальвинизма на уровне групп. Кальвинизм – это взаимозамкнутая система, имеющая задачу: объединить популяцию людей и скоординировать их поступки так, чтобы достичь ряда общих целей посредством коллективных действий. Может быть, в точности определить эти цели не так просто, но среди них в любом случае есть «мирская польза», как говорил Дюркгейм – иными словами, основные блага и услуги, нужные всем и желанные всеми как внутри, так и вне религии. Взаимозамкнутая система включает в себя явно выраженные предписания для моделей поведения, характерные теологические верования и мощную машину социального контроля и координирующих механизмов. Представление о группе как об организме побуждает нас заняться поиском адаптивной сложности – и в кальвинизме мы ее находим. Сведения можно уточить, если провести количественное исследование, и, возможно, оно изменит некоторые детали, но я буду очень удивлен, если оно переиначит вывод в целом.