Собор памяти

Отсюда Леонардо видел часть арены. Казалось, прямо на него глянул волк — и через мгновение исчез. Поле зрения было узким, к тому же глаза слезились от пыли.

   — Мы только дождёмся Зороастро.

   — Он бы мог провести нас наверх, — сказал Никколо. — Оттуда было бы хоть видно, что происходит.

Взревела львица, но рёв её был едва различим за шумом толпы. Потом её стало видно — она волокла за шею трепыхающегося волка, возможно, того самого, что видел Леонардо. За ней следовал взрослый лев и двое львят, которые кормились на трупе.

   — Ты видишь, Никколо?

Но Никколо, побледнев, смотрел в другую сторону.

   — Леонардо! — окликнул подошедший Зороастро. Он был в лосинах и куртке — одежде щёголей; болезненно-жёлтое лицо лоснилось от жира и пота.

   — Как тебе удалось получить приглашение? — Леонардо быстрым жестом обвёл «замок».

   — Я же Медичи, — отмахнулся Зороастро.

   — Я и не отрицаю твоих прав по рождению, — сказал Леонардо. Неужто кто-то из семьи Медичи действительно верил, что Зороастро происходит из семьи Руччелаи?

   — Благодарю, но...

   — Где Сандро? — перебил Леонардо. — Наверху с Лоренцо?

   — Нет, Леонардо. Великолепный просил меня дождаться тебя и передать известие.

   — Великолепный?

   — Ну, Сандро. Но меня просили проводить тебя в палаццо мадонны Симонетты. Она больна.

Сердце Леонардо дрогнуло, но он постарался взять себя в руки.

   — Никколо, если хочешь, оставайся с Зороастро.

   — Но я должен проводить тебя, — возразил Зороастро.

   — Я хочу с тобой, Леонардо. — Никколо подошёл ближе к своему мастеру.

Леонардо кивнул и обратился к Зороастро:

   — Прошу тебя, окажи мне любезность.

   — Какую?

   — Сандро говорил, что я смогу получить несколько звериных трупов. — Леонардо указал на арену.

   — Ах да, Никколо говорил, что ты практикуешься в autophaneia.

Леонардо кинул на Никколо быстрый недовольный взгляд.

   — Трупы нужны мне для анатомирования, Зороастро. Для исследований. Это наука, а не магия.

Кажется, Зороастро это разочаровало.

   — Я прикажу, чтобы для тебя собрали образцы.

   — Никто ничего не сделает, если ты сам не присмотришь.

   — Я должен идти с тобой, — настаивал Зороастро.

   — Твоё присутствие у мадонны Симонетты может не понравиться Великолепному. А это будет некстати, особенно если, как мне кажется, он расположен к тебе.

   — Так оно и есть, — надувшись, подтвердил Зороастро.

   — Так ты окажешь мне эту любезность?

   — Кажется, у меня нет выбора. Но почему присутствие твоего ученика не потревожит Первого Гражданина?

Леонардо не ответил; помахав рукой другу, он взял Никколо за руку и ушёл с трибун Медичи. Вдали от Меркато Веккио замусоренные улицы и кривые переулки казались совсем вымершими.

   — Тебе плохо, Леонардо? — спросил Никколо. — Ты такой бледный...

   — Я в порядке, Никко, — сказал Леонардо.

   — Мы можем передохнуть. — Никколо указал на аrchi de bottega[98], что соединяла две высокие башни; в узком затенённом проходе были высечены каменные скамьи.

   — Нет... спасибо.

Леонардо чувствовал, что нельзя терять времени.

Позади вдруг раздался рёв, будто Арно вышел из берегов и обрушился на Флоренцию — приливная волна человеческих воплей.

Никколо вздрогнул и обернулся, но Леонардо лишь покачал головой.

   — Что это было? — спросил Никколо.

   — Быть может, Зороастро в конце концов найдёт для меня и льва, — пробормотал Леонардо и, чуть помолчав, добавил: — Могу предположить, что одного, а может, и двоих убили.

   — Это был бы очень дурной знак.

   — Да, Никко, очень дурной...

— Я думал, ты не веришь в такие вещи.

Но Леонардо не ответил, потому что мысли его были сосредоточены на Симонетте.

Великолепный и его приближённые в тревоге стояли перед спальней Симонетты, словно готовы были заградить путь смертоносной, неумолимой гостье — смерти. Тусклый свет просачивался в открытый зал, своеобразный chambre de galeries[99], через высокие застеклённые окна; и сам воздух с пляшущими пылинками был лишь отражением тревоги любовников и поклонников Симонетты. Здесь были Пико делла Мирандола, Анджело Полициано, Джулиано, Сандро и поэт и сатирик Луиджи Пульчо, один из любимцев Лоренцо. Поодаль приглушённо переговаривались прихлебатели, друзья и члены семьи; кое-кто плакал; куртизанки, гуляки, философы, поэты, матроны — все смешались в душном жарком зале.

Роскошно одетый священник, как цербер, стерёг дверь в комнату Симонетты — один из Лоренцовых Товарищей Ночи. Он молился, нервно перебирая костяшки красно-чёрных чёток. Его губы шевелились, серые глаза глядели в никуда. Быть может, он пересчитывал раны Христа или размышлял, каких привилегий может ожидать от Великолепного. Однако на Леонардо, когда тот вошёл в зал, он взглянул прямо и с узнаванием.

Леонардо тоже узнал его и, униженно смутясь, отвернулся: это был тот самый капитан Товарищей Ночи, который арестовывал его.

Потом Леонардо поклонился Лоренцо, но Первый Гражданин, будто в гневе, отвернулся от него; и Леонардо ещё сильнее охватили тревога и беспокойство. Он чувствовал себя неловко, точно выставленным напоказ.

На его счастье, подошёл Сандро. Он похлопал Никколо по плечу, обнял Леонардо и шепнул: