Собрание произведений. Т. III. Переводы и комментарии

Даже если случится, что другая дама, меня желая, станет вести себя так, словно я ей любовник, все равно ей не заставить меня отстать от любви к Вам, как это случается с Куропаткой. Ибо когда она отложит яйца, приходит другая Куропатка и их крадет, высиживает, а потом ухаживает за птенцами, пока не вырастут. Но выросши и научившись летать среди других птиц, если услышат они призывный крик своей действительной матери, то узнают ее голос, и ложную мать, которая их вскормила, оставят, а пойдут к настоящей, и это на всю жизнь. Насиживание и уход следует сравнить с тем, что обнаруживается в любви, а именно при этом чувстве увлекают и держат. Ведь яйцо не живет, когда отложено, и лишено жизни, пока не насижено, так и человек, увлеченный любовью, словно бы мертв и не оживает, пока не станет любовником. Поэтому я говорю: коль скоро Вы меня отложили (то есть увлекли), нет дамы, которая, насиживая (или любя), меня бы не утратила. Нет дамы, которая умела бы помешать мне в узнавании Вас, чтобы быть Вашим вечно, следуя за Вами все дни моей жизни. И потому я говорю, что, поскольку я Вас не оставил бы ни одной из женщин ради и оставил бы всех женщин ради Вас, это означает именно, что я за Вас держусь, хоть Вы меня и не держите. Сдается мне, что я и есть та Обезьянка, которую Вы закинули себе за плечи и утратить не можете. Отсюда проистекает слабая тень надежды, что я сумею остаться с Вами до конца! Но ожидание весьма опасно для моего яйца. Ибо яйцо, которое Вы отложили, может ждать насиживания столь долго, что рискует остаться без зародыша. Ведь зная ту истину, что хоть я говорил о какой-то другой Куропатке, которая украдет яйцо и высидит, мне никого не найти, кто бы высидел мое яйцо. Я так говорю не потому, что хотел бы отыскать кого-то, нет, но я уже нашел некое лицо, которое говорило: «Глупа будет та, что вложит свое чувство в Вашу душу. Вы содержитесь в очень строгом заключении. Она потеряет все, что могла бы вложить в Вас». И случалось, подобное утверждение или ему равноценное делалось многими дамами – такими женщинами, которые с радостью бы меня удержали, кабы не опасались, что я должен буду оставить их, услыхав голос моей истинной единственной матери.

Но поскольку так получается, что ни Вы, ни кто иной не хочет это яйцо высидеть, оно из-за долгих отлагательств может быть утрачено. И оно давно бы уже погибло, если бы не малая доля утешения, которую я извлекаю из восстановительных сил и радости сердца, естественным путем приходящих ко мне, из коих черпаю я поддержку, как оно случается с яйцом Страуса, оставляемом этой птицей по отложении в песке, а она на него снова и не посмотрит. Но солнце, этот общий источник тепла, греющий все сотворенное, насиживает яйцо в песке, и оно оживает, а никаким иным способом высижено оно не бывает. Потому я, который являюсь яйцом, снесенным никем, говорю, что легко мог бы погибнуть без малого веселья в сердце, меня поддерживающего и подобного солнцу. Ибо это всеобщее благо, которого долю имеет каждый сообразно тому, что определил ему Бог.

Но нет тепла столь естественного, как под крылом у матери, и корма так же полезного для младенца, сколь ценно ему материнское молоко. И если вы пожелаете выкормить меня, о моя милая, желанная, возлюбленная матушка, я буду Вам таким же добрым сыном, как юные Аисты и Удоды – своим родительницам. Ведь то же время, которое Аисты тратят на уход за птенцами, употребляют Аистята, ухаживая за матерью, когда станут взрослыми, как и молодые Удоды. Ибо, оставаясь в старом оперении, птица-мать сама собой, как другие птахи, не линяет, но прилетают юные Удоды и своими клювами выщипывают прежние перья, а потом они заботятся о ней и кормят, пока не вырастут новые. И они тратят то же время, хлопоча и питая мать, что употребила она, когда их высиживала. Милая желанная матушка! Я с радостью стану Вам добрым сыном. Ибо если бы Вы захотели высидеть меня и вырастить, то есть удержать в Вашей любви, как уже объяснено выше, что откладывание яйца есть захват влюбленного, а насиживание – это когда его удерживают, так знайте: все, чем истинный влюбленный мог бы доказать свое чувство, сделал бы для Вас я.

Но если Вы не цените мои заботы столь же высоко, сколь свои собственные, и если Вам кажется, что я не вознаградил бы Вас достаточно за любовь Вашу, отдав Вам мою, я отвечаю: не существует ничего такого, чего не уравняла бы любовь. Ведь в любви нет ни холма, ни долины. Любовь едина как море без волн. Поэтому Поэт из Пуату говорил:

Любовь невернее волныИ нету у нее цены.

И от Овидия дошло до нас:

Любовь и ВластьНа общий трон не сядут.

А Поэт из Пуату, следуя в том Овидию, так высказался:

Гордыня с Любовью —Им рядом не быть.

А еще некто со своей стороны сказал:

Я вовсе не могу поднятьсяКогда не спустится она,