Собрание сочинений

Ты всем была. Но, потому что тытеперь мертва, Бобо моя, ты сталаничем – точнее, сгустком пустоты.Что тоже, как подумаешь, немало.Бобо мертва. На круглые глазавид горизонта действует, как нож, нотебя, Бобо, Кики или Зазаим не заменят. Это невозможно.Идет четверг. Я верю в пустоту.В ней как в Аду, но более херово.И новый Дант склоняется к листуи на пустое место ставит слово.1972

Торс

Если вдруг забредаешь в каменную траву,выглядящую в мраморе лучше, чем наяву,иль замечаешь фавна, предавшегося возне

с нимфой, и оба в бронзе счастливее, чем во сне,можешь выпустить посох из натруженных рук:ты в Империи, друг.Воздух, пламень, вода, фавны, наяды, львы,взятые из природы или из головы, -все, что придумал Бог и продолжать усталмозг, превращено в камень или металл.Это – конец вещей, это – в конце путизеркало, чтоб войти.Встань в свободную нишу и, закатив глаза,смотри, как проходят века, исчезая зауглом, и как в паху прорастает мохи на плечи ложится пыль – этот загар эпох.Кто-то отколет руку, и голова с плечаскатится вниз, стуча.И останется торс, безымянная сумма мышц.Через тысячу лет живущая в нише мышь с

ломаным когтем, не одолев гранит,выйдя однажды вечером, пискнув, просеменитчерез дорогу, чтоб не прийти в норув полночь. Ни поутру.1972

Неоконченный отрывок

Во время ужина он встал из-за столаи вышел из дому. Луна светилапо-зимнему, и тени от куста,превозмогая завитки ограды,так явственно чернели на снегу,как будто здесь они пустили корни.Сердцебиенье, ни души вокруг.Так велико желание всегоживущего преодолеть границы,распространиться ввысь и в ширину,что, стоит только выглянуть светилу,

какому ни на есть, и в тот же мигокрестности становятся добычейне нас самих, но устремлений наших.1972(?)

* * *

С красавицей налаживая связь,вдоль стен тюрьмы, где отсидел три года,лететь в такси, разбрызгивая грязь,с бутылкой в сетке – вот она, свобода!Щекочет ноздри невский ветерок.Судьба родных сознания не гложет.Ах! только соотечественник можетпостичь очарованье этих строк!..1972(?)

Роттердамский дневник

I

Дождь в Роттердаме. Сумерки. Среда.

Раскрывши зонт, я поднимаю ворот.Четыре дня они бомбили город,и города не стало. Городане люди и не прячутся в подъездево время ливня. Улицы, домане сходят в этих случаях с умаи, падая, не призывают к мести.

II

Июльский полдень. Капает из вафлина брючину. Хор детских голосов.Вокруг – громады новых корпусов.У Корбюзье то общее с Люфтваффе,что оба потрудились от душинад переменой облика Европы.Что позабудут в ярости циклопы,то трезво завершат карандаши.

III