Собрание сочинений. Т. 3. Глаза на затылке

Эта поэма, как и ее глубоко переработанный вариант «МКХ – мушиный след» (1981, 1997), занимает важное место в творчестве Сапгира, перебрасывая еще один мостик от наследия русского и мирового исторического авангарда к современности далеко не только своей установкой на эксперимент и «интерактивность» в связке «автор – читатель». Сама тема глобальной катастрофы, существования «после конца» и начала нового мироустройства эсхатологическим звучанием близка культуре рубежа веков, и в частности русским футуристам.

Сапгир, обратившись в 1981 году к эсхатологической тематике в этих поэмах, очевидно осмыслял грядущую катастрофу именно как катастрофу „Der Große Krieg“ – Великой войны, которая во второй половине ХХ в. неминуемо должна обернуться войной ядерной. Впрочем, то, что в поэмах Сапгира (как и в знаменитом его «минималистском» стихотворении «Война будущего» из книги «Голоса») жизнь не прекращается после катастрофы, свидетельствует не столько о неосведомленности поэта в том, каковы, по мнению ученых, могут быть реальные последствия Третьей мировой, если бы таковая разразилась, сколько о присущей ему вере в силу жизни, в основе которой – традиция, идущая от эсхатологии футуризма с ее идеей Нового мира и Нового человека.

В обоих поэмах принцип «наоборотного» течения времени после его конца (образцом тут, видимо, послужила «МирскОнца» – важная апокалиптическая драма Алексея Крученых и Велимира Хлебникова 1912 года) реализуется буквально – когда события, отображенные в V части поэмы «Быть – может!» (и во II части «МКХ – мушиный след»), начинают «отматываться назад», как кинопленка. Кроме того, вся II часть второй поэмы (вобравшая в себя в переработанном виде V и VI части первой из них) посвящена эсхатологическому реверсу времени в мире «после конца», что сопряжено в ней с мотивами «зазеркалья» («наоборотного мира») и сна. Мир «после конца» – «безупречное зазеркалье», наоборот повторяющее любые события и процессы мира «настоящего», докатастрофического. Мотив «сна» также связан с «наоборотным миром»: так, еще Павлом Флоренским было отмечено, что время сна – это «время обращенное» и течет от развязки к завязке, от следствия – к причинам, «задним числом» мотивируя то, что уже произошло или требует объяснения[52]

.

Однако важно заметить: в отличие от присущего футуристам исторического оптимизма во взгляде на «мир после конца», Сапгир пессимистически смотрит на новые формы жизни, которые возникнут в результате глобального Катаклизма. Он их осмысляет как мутации, которые затрагивают не только сферу биологическую, но и сам язык. Словотворчество Сапгира в этих произведениях по сути своей – испорченный язык, мутировавший вместе со своими носителями. Причем, как и органический и неорганический мир, в обеих поэмах он переживает катастрофу. Те же слова, что возникают вместе с новой реальностью, своими денотатами имеют предметы и существ этой реальности, у которых отсутствуют аналоги в реальности «по эту сторону» конца, и потому они непереводимы на сегодняшний язык.

Интерес к будущему в самых разных его проявлениях отличал Генриха Сапгира. Он был всегда внимателен к молодым поэтам и их творческим опытам, о чем замечательно вспоминал один из его прямых учеников – Данила Давыдов[53]; был неравнодушен к новинкам технического прогресса: как и другие «лианозовцы» – Игорь Холин и Всеволод Некрасов, он довольно рано освоил персональный компьютер, использовал его для набора и хранения своих черновиков и даже посвятил ему одноименное стихотворение, открывающее книгу «Лубок

» (1990). Сапгир не успел стать блогером, хотя и застал возникновение блогосферы: он умер в тот же год, когда в Россию пришел «Живой журнал». Однако поэт словно предчувствовал зарождение новых жанров письменного высказывания, обусловленных форматами интернет-общения и медиапрезентации себя и своего творчества. Поздние прозаические миниатюры, входящие в его книги «Короткие рассказы» разных лет (многие из них также публикуются нами впервые), не подчиняются какому-то единому принципу их циклизации, кроме разве что года написания: здесь вполне интернетный «лытдыбр» по живым впечатлениям соседствует с мемуарной заметкой, поэтический или фантасмагорический эскиз – с миниатюрой в духе тургеневских senilia. Разве что заглавия выдают литературную работу да неуловимые признаки художественной обработки речевого материала: в отдельных текстах ощутима метризация, некоторые отличаются повышенной ассоциативностью образов.