Собрание сочинений. Том 1. Революция

Сын был определен в корпус иждивением государя императора, носил синие штаны и полосатый пояс и товарищами для простоты считался мусульманином. Его не брали ко двору, и если он видал императрицу, то только тогда, когда она выходила, как из норы, из-под дворца сквозь маленький детский подъезд.

Одета она была в красную ротонду, и в цвет ее ротонды был выкрашен Зимний дворец.

Несколько строк благотворительности

По воскресеньям Мага ходил в дом своего поставщика, еврея фотографа, и читал толстого Фауста с рисунками Дорэ, который в интеллигентных еврейских семьях заменяет библию.

У фотографа была дочка. Чакрабон катал ее на извозчике.

Мороз и любовь. О, любовь, да будут благословенны твои 15, которые я сейчас дарю сиамскому принцу.

Даже лошади знают, что зимой на извозчике, там за хвостом, целуются.

Двойная целующаяся тень традиционно обегает сани при встречах с фонарями.

Когда между губами опять появился мороз, то принц не знал, что сказать.

О Российской империи, написано по воспоминаниям и материалам

Это была налаженная империя: рыба и хлеб, нефть в цистернах и гусь пересекали ее, встречаясь, не мешая друг другу и не испытывая нигде потребности выяснить отношения.

Это была империя с музеями, с университетами, ландшафтами и пространствами.

По аналогии принца отправили в Киев.

На Украину вообще отправляли служить кавказцев, крымские татары служили в Бессарабии.

Армейский кавалерийский полк, в котором служил Чакрабон, стоял у Киева, в Лавре.

Здесь начался роман принца.

Роман принца, написан по Тургеневу

Женщину я не стану описывать. Она описана Тургеневым, а он описывал их подробно, как имение. Была весна и бал. Это обычное совпадение.

Дул теплый ветер из зала, как будто из геликонов оркестра. Холодные листья истерических тополей в саду могли пахнуть человеческим потом. Как артиллерия, скрывшись дымной завесой тумана, пел кругом сразу несколькими голосами соловей.

От вальса кружилась в обратную сторону голова. И здесь Чакрабон поцеловал русскую женщину и по закону жанра сделался ее мужем.

Следующая глава

После свадьбы было страшно рядом с ней, энергичной и горячей, непохожей на книжную, так страшно, как будто схватился с борцом неравной силы. Ему хотелось отодвинуться к кровати в угол и, забравши одеяло, просидеть ночь у никелированной спинки. Или пойти в переднюю, где шинель висела никем не тревожимая.

Но прошло два года. Принц скучал. Служил. Читал Блока, Бальмонта, опять скучал, и однажды утром к нему приехал французский консул.

— Ваше императорское высочество, — сказал он, с ним был командир полка, — сиамский император — родитель ваш, в бозе почил. Ввиду смерти старших братьев ваших получена телеграмма: ваше императорское высочество вызывается занять прародительский престол.

Глава о Сиаме, написана по энциклопедическому словарю Брокгауза и по народоведению Ратцеля[358]

Сиам, по-сиамски Мунг Тан, что значит — свободное королевство, по-бирмски Водра — королевство в центральной части ИндоКитайского полуострова между британскими владениями на западе и французскими на востоке, сильно уменьшенное в объеме с 1893 года, — прочел принц в 59-м полутоме энциклопедического словаря Брокгауза, специально взятого на пароход. 300 слонов у сиамского короля. А 40 слонов — это достаточно для счастья. Дворец не похож на Зимний. Он на сваях, с роем беспорядочных комнат и с дребезжащей хрустальной кроватью.

Жены в костюмах баядерок.

Наташа испугалась, когда ее поместили в коридор с женами.

В коридоре — толстый китаец.

«Где ключ угрюмого скопца» — должна была вспомнить Наташа.

Наташа сперва плакала.

— Хочешь, я построю тебе отдельный дворец в 20 комнат и кухню, — спросил ее Чакрабон.

Конец Наташи, тургеневской женщины и императрицы Сиама

— Мага, — сказала Наташа мужу, — я отравлена. Они накормили меня толченой электрической лампой. Мага, ты император, вероятно, ты имеешь право подписывать рецепты. Наш император имеет право даже причащать себя сам. Дай мне скорый яд! Зачем мы не остались в Киеве?

Когда ее хоронили, то император шел впереди войска.

Войска были одеты в защитные гимнастерки, в шаровары и бескозырки. В ногу шли комбеджи, фуанги, стаенги, лиосы, кмеры и мои.

Казалось, что землю бьют огромными связками сухих прутьев. Русский генерал пропустил бы войска спокойно. Цвет лиц солдат только сказал бы ему, что войска возвращаются из лагерей.

Сзади шли с темным слитным гудом слоны.

Гроб утопал в цветах, — как говорили иностранцы на балконах.

«Левой, левой», — тихо считали инструктора. Барабаны бились о палки, подскакивая на ноге барабанщиков.

Флейты призывали покойницу к храбрости. Над могилой Наташи были поставлены два каменных слона с поднятыми хоботами. На хоботах они держали корону.

Я видел фотографию этой могилы. Кругом ее стояли ряды войск в нашей форме. Фотография висела в витрине на углу Литейной и Бассейной, ныне улицы Некрасова. Снимок с нее и принес мне во Дворец труда Ерофеев, человек, пахнущий лизолем. Фотографии были помещены в разрозненных номерах «Нивы».

Концовка, сделанная по фотографии в стереоскопе