Собрание сочинений. Том 1. Революция

Зато превосходно использована лестница, с ее площадками, тормозящими движение отныне знаменитой детской коляски.

Это до такой степени тактично, здесь материал так дожат до конца, так экономно использован, что, конечно, лестница Эйзенштейна стóит всех русских фильмов, до нее созданных. Русские фильмы вообще стоят недорого, и Эйзенштейну придется еще получить доплату.

Лучшие сцены в ленте те, в которых никто не работал. Это — пятая часть, составленная из пушек и крейсеров. Но, не вполне владея человеческим движением, примитивно, хотя и чрезвычайно остроумно пользуясь массовкой, Эйзенштейн блестяще умеет использовать человека не в движении, стоящего, опечаленного. Это заставляет Эйзенштейна создать массовые сцены из первых и крупных планов. Вещи Эйзенштейна первоклассны не только в кинематографии.

Что касается работы оператора Тиссэ, то, конечно, она превосходна во всей натурной части, составляющей девять десятых ленты.

Знаменитый рассвет, конечно, классически превосходен, но, может быть, слишком красив, недостаточно локализован для этой картины.

Громадным достоинством съемки картины является необыкновенная логичность операторских приемов. Правильно, смысловым образом оправданы панорамные съемки, съемки движущимся аппаратом, внефокусные съемки. Работа оператора не ощущается как нечто отдельное, она логично связана со всем смысловым построением вещи. Это величайшая похвала, какую только можно сделать оператору. Тиссэ снимает так, как человек должен дышать.

1926

«СТАЧКА» ЭЙЗЕНШТЕЙНА И «БАГДАДСКИЙ ВОР»[429]

Кинематографический аппарат и приемы съемки подсказывают кадровый материал.

Ленты находятся под взаимодействием влияний техники кинематографической работы и социального заказа.

Социальный заказ — великий фактор искусства.

Он перетряхивает эстетические приемы и, вводя иной, создает новые формы.

Произведения, созданные по социальному заказу, часто переживают его.

Вред АХХРа[430]

в том, что он (художники, его составляющие) обесценивает значение социального заказа, снижает его, отвечая на запрос реставрацией приемов одного из моментов русской живописи — реализма.

Не стану доказывать здесь, но считаю установленным, что живописный реализм есть только одна из систем условного обозначения предмета.

Она, может быть, более привычна для лиц, делающих заказ, но это решает дело только практически.

О практике беспокоится большое количество людей.

Социальный заказ формирует вещь, частью используя для ее создания старые приемы, находя для них новые мотивировки, частью создавая, как я уже писал, новые.

В «Стачке» много неизобретательного перенесения общих кинематографических мест.

Фотография может хорошо снимать блестящие черные поверхности и вообще любит плоскости полуотражающие.

Поэтому у Эйзенштейна есть:

1) Никому не нужный черный автомобиль, снятый ночью под дождем, и черные коляски полицейских.

2) Американские буржуа на гастролях, они у него изображают акционеров завода. Их роль: сидеть вокруг столика, верхняя доска которого блестит. Так как блестеть она может лучше при искусственном освещении (и данном не как солнечное), то заседание происходит ночью. Поэтому получается неувязка при перебивании этой сцены сценой (дневной) нападения конных городовых на массовку. Эстетический шаблон обнажился в своем противоречии соседним частям конструкции.

3) Эстетический шаблон (это не упрек), вызванный техникой наплывов, обременил всех сыщиков превращением в животных. Между тем этот прием равен приему «образа» или «сравнения», иногда каламбура, в литературе. Применение его вне неожиданности неправильно.

4) Эстетический шаблон в кино — это применение неожиданных натурщиков на второстепенные роли. Совершенно не мотивированы «карлики» на столе шпаны. Если в доме есть корица, то это не закон сыпать ее в суп.

5) Не буду повторять дальше начало.

Кино пригодно для передачи движения. Поэтому в нем прыгают. Но нужно прыжки мотивировать. Прыжки в сцене «митинга в воде» не мотивированы.

Социальное задание подсказывало — замаскированный митинг, то есть использование бытового купания. Кинематографический шаблон дал прыжки.

6) Американский шаблон — игра сыщиков и шпаны. Это цитата и своеобразная «Аэлита»[431]

.

7) Русский шаблон (вряд ли Эйзенштейна) — история соблазнения рабочего. Это рудимент сюжета, никому не нужный, так как действие разворачивается не благодаря предательству. Нужно было (и это, конечно, знал Эйзенштейн) дать работу охранки в массе, в технике, без выделения персонажа и без «карликов».

«Дворец и крепость»[432] должны быть удалены из «Стачки».

Работа Эйзенштейна прекрасный пример положительного значения социального заказа.

Все семь пунктов, мою указанные, вещь легко преодолимая[433].

В ленте есть, с одной стороны:

1) Удачно мотивированное использование старых кинематографических приемов,

2) новые приемы.

Мы все знаем американское «утро в фильме», начинающееся с играющего котенка и цыплят.