Нервные, деловитые,накрывши стол кое-как,две дикторши телевидениясидели и пили коньяк.Коньяк был плохой, тираспольский —хуже куда уж быть!Но пили они, будьте ласковы, —геологам так бы пить.Лица у них размильонены.В сплетнях они растрезвонены.Столько порой коварностив собственной популярности.Идешь ты с работы, Валечка.Прижата к губам твоим варежка,и знаешь, что там, на Сретенке,окошко твое не светится.Мертвенно там и холосто,и как на улице холодно.А кто-то, узнав ошарашенно, —с бумажечкой и карандашиком…Ты вроде счастливей, Анечка.Ты любишь мужа и мальчика.Но вот ты бредешь, усталая,какая-то старая-старая.Сумка руку оттягивает.Рыба в ней еще вздрагивает.Сумка опять перекладывается,а кто-то узнал, переглядывается.Но вот – кавалеры вытурены,и все сигареты выкурены,и только лимон солененький,и только поэт зелененький,пока еще не размильоненный,но жаждущий этого так,что дикторши с горькой ирониейему наливают коньяк.1956–1969
«Не понимать друг друга страшно…»
Не понимать друг друга страшно —не понимать и обнимать,и все же, как это ни странно,но так же страшно, так же страшново всем друг друга понимать.Тем и другим себя мы раним.И, наделен познаньем ранним,я душу нежную твоюне оскорблю непониманьеми пониманьем не убью.1956