Собрание сочинений. Том 2. Биография

Расходясь, уходили волны.

Ветра в парусе не было.

Борьба за будущую любовь кончилась без победы.

Я видел его в последний раз в Доме писателей на улице Воровского. Комната была освещена прожекторами, вделанными как-то в углы, в упор глазам.

Сидел, разговаривал с Львом Никулиным о Париже.

Прошел один человек, другой прошел. Были они с портфелями. Шли разговаривать о своих организационных делах. Прошел низкорослый человек с голым черепом, обтянутым бледной кожей.

Нес он рыжий, большой, блестящий портфель.

Человек очень торопился: Маяковского шел перевоспитывать.

Пошел Владимир, задержался на минутку.

Заговорил.

Начал хвалить бытовые коммуны, которым раньше не верил.

Убедили, значит.

Говорил устало о коробке, в которую все кладут деньги, берут столько, сколько им надо.

Больше я его живым не видел.

О последних днях я знаю по рассказам.

Но об этом напишут другие.

За четыре года до этого писал Маяковский о судьбе Есенина, говорил о том, как пропустили мы поэта, как разошлись с убеждением, что за Есениным «смотрят его друзья есенинцы». Дома лежали стихи:

Уже второй.Должно быть, ты легла.В ночиМлечпуть

Серебряной Окою.Я не спешу,и молниями телеграмммне незачемтебя будитьи беспокоить.Как говорят,«инцидент исперчен».Любовная лодкаразбилась о быт.С тобоймы в расчете.И не к чему переченьвзаимных болей,беди обид.

Он убил себя выстрелом револьвера, как Иван Нов в картине «Не для денег родившийся».

В обойме револьвера была одна пуля.

Не было друга, достаточно внимательного, чтобы вынуть эту пулю, чтобы пойти за поэтом, чтобы звонить ему.

В квартире Бриков светло. Я здесь обыкновенно бывал вечером.

День, светло, очень много народу.

Люди сидят на диванах без спинок.

Это люди, которые прежде не встречались.

Асеев, Пастернак, Катаев, Олеша и люди из газет.

Не было раппов. Они сидели дома и совещались, готовили резолюцию.

Маяковский лежал в голубой рубашке, там, рядом, на цветной оттоманке, около мексиканского платка.

Брики за границей. Им послали телеграмму.

Врач, производивший вскрытие, говорит:

— Посмотрите, какой большой мозг, какие извилины! Насколько он интереснее мозга знаменитого профессора В. Ф.! Очевидно, форма мозга еще не решает.

Он лежал в Союзе писателей. Гроб мал, видны крепко подкованные ботинки.

На улице весна, и небо, как Жуковский.

Он не собирался умирать. Дома стояло еще несколько пар крепких ботинок с железом.

Над гробом наклонной черной стеной экран. У гроба фары автомобилей.

Толпа рекой лилась оттуда, с Красной Пресни, мимо гроба вниз, к Арбату.

Город шел мимо поэта; шли с детьми, подымали детей, говорили: «Вот это Маяковский».

Толпа заполнила улицу Воровского.

Гроб вез Михаил Кольцов. Поехал быстро, оторвался от толпы. Люди, провожающие поэта, потерялись.

Владимир умер, написал письмо «Товарищу Правительству».

Умер, обставив свою смерть, как место катастрофы, сигнальными фонарями, объяснив, как гибнет любовная лодка, как гибнет человек не от несчастной любви, а от того, что он разлюбил.

Итак, окончен перечень болей, бед и обид.

Остался поэт, остались книги.

История принимает прожитую жизнь и необходимую нам любовь.

История принимает слова Маяковского:

Я знаю силу слов,я знаю слов набат.Они не те,которым рукоплещут ложи.От слов такихсрываются гробашагатьчетверкоюсвоих дубовых ножек.Бывает —выбросят,не напечатав,не издав.Но слово мчится,подтянув подпруги,звенит века,и подползают поездализатьпоэзиимозолистые руки.

Воспоминания о Маяковском. Беседы с Виктором Шкловским

ПЕРВАЯ БЕСЕДА (14 ИЮЛЯ 1967 ГОДА)

Беседу ведет В. Д. Дувакин

Отдел устной истории Научной библиотеки МГУ. Кассеты № 12, 13

Кассета № 12. Первая дорожка записи

Виктор Дмитриевич Дувакин (Д.): Пятница, 14 июля 1967 года. О Маяковском рассказывает Виктор Борисович Шкловский.

Виктор Борисович Шкловский (Ш.): Я с Владимиром Владимировичем познакомился на Невском проспекте, угол Николаевской, на выставке «Союза молодежи»[907]. «Союз молодежи» издал журнал — журнал «Союза молодежи», там был напечатан Хлебников — «Разговор учителя и ученика»[908]. Это первый <нрзб>. Там [на выставке] был Клюн[909], Потипака[910], Школьник[911]. Не помню, был ли на этой выставке Малевич[912]. Это была очень бедная выставка. Не было денег на табуретки между столами.

Д.: Месяц вы помните?

Ш.: Не помню.

Д.: Значит, это год 12‐й?

Ш.: Год 12‐й.