Настя Карпова, наша деповская,говорила мне, пацану:«Чем же я им всем не таковская?Пристают они почему?Неужели нету понятия —только Петька мне нужен мой.Поскорей бы кончалась, проклятая…Поскорей бы вернулся домой…»Настя Карпова, Настя Карпова!Как светились ее черты!Было столько в глазах ее карего,что почти они были черны!Приставали к ней, приставали,с комплиментами каждый лез.Увидав ее, привставализа обедом смазчики с рельс.А один интендант военный,в чай подкладывая сахарин,с убежденностью откровеннойзвал уехать на Сахалин:«Понимаете, понимаете —это вы должны понимать.Вы всю жизнь мою поломаете,а зачем ее вам ломать!»Настя голову запрокидывала,хохотала и чай пила.Столько баб ей в Зиме завидовало,что такая она была!Настя Карпова, Настя Карпова,сколько — помню — со всех стороннад твоей головою каркаломолодых и старых ворон!Сплетни, сплетни, ее обличавшие,становились все злей и злей.Все, отпор ее получавшие,мстили сплетнями этими ей.И когда в конце сорок третьегоприбыл раненый муж домой,он сначала со сплетнями встретился,а потом уже с Настей самой.Верят сплетням сильней, чем любимым.Он собой по-солдатски владел.Не ругал ее и не бил он,тяжело и темно глядел.Складка лба поперек волевая.Планки орденские на груди.«Все вы тут, пока мы воевали…Собирай свои шмотки. Иди».Настя встала, как будто при смерти,будто в обмороке была,и беспомощно слезы брызнули,и пошла она, и пошла…Шла она от дерева к деревупосреди труда и войныпод ухмылки прыщавого деверяи его худосочной жены.Шла потерянно. Ноги не слушались,и, пробив мою душу навек,тяжело ее слезы рушились,до земли пробивая снег…1960