Собрание сочинений. Том 3. Песни. Поэмы. Над рекой Истермой (Записки поэта).

И если попадется в руки конюху Грише Изнаирову большой, матерый слепень, обыкновенно садящийся на самый круп, на самый ток крови и самое беззащитное место, то конюх объявит во всеуслышанье:

— Казнь!

Затем замажет слепню глаза дегтем и пустит его, и начнет он завинчиваться в небо, да так там и сгинет на казнящем полете.

Пчеловоды

Пчеловоды выпили, закусили свежим сотовым медом, закурили.

— Как это у тебя всегда ульи гудят? — спросили одного из них.

— Я силу в пчеле держу — вот и вся премудрость. Не жалей, корми ее, она всегда вернет.

Ужин

Деду Трошкину подали ужин. Он поводил ложкой по большому алюминиевому блюду и сказал бабке:

— Мяска покроши!

Прихрамывая, бабка подала на тарелке мясо и сбросила его во щи.

— Вот теперь это щи!

Когда он стал пить чай, рассердился:

— Опять спитым потчуешь!

Бабка заварила свежего чая и подала деду. Он стал пить с удовольствием:

— Вот теперь это чай!

Поужинав, попив чаю, дед разулся, разделся до нательного белья и, хитро поблескивая глазами, сказал:

— Пойду в царство небесное самым коротким путем! И полез на печку.

Чем не безбожник?!

Уважительная причина

Колхозное стадо пасется по краю леса и медленно пробирается к деревне.

Скоро вечер.

Обращают на себя внимание козы. Они похожи на древних бородатых старцев, прочитавших Библию и знающих о сотворении мира.

Коровы доверчиво обнюхивают каждую травинку.

Но вот за их спинами раздается выстрел кнута, и все стадо переходит на крупный шаг.

— Петька! Останови стадо! Ругаться будут! — кричит пастушонку пожилая пастушка.

А он даже и не собирается унять своего самовольничанья:

— Ходом, ходом! Сегодня кино!

Письмо на снегу

Вдоль лесной январской тропинки на мягком, пышном, невесомом снегу что-то крупно написано прутиком. Я медленно иду и читаю.

Это не бессвязные слова, это короткая, вылетевшая из девичьего сердца песенка, в которой горечь, вздох и признанье;

У залетки моегоОгонек горел — погас,Было времечко такое,Роза, я любила вас.

С кем разговаривала девушка?

Кто должен был услышать эту сердечную жалобу?

Лежат глубокие снега, тенькают синицы в лесной тиши, а где-то бьется разочаровавшееся сердце и ищет новую тропинку в своей жизни!

На пасеке

Июнь в полной силе. Орут грачи на осокорях, лопочут ласточки на проводах, а на пасеке роятся пчелы. Не успевает огребать рои колхозный пчеловод Петрович. Он стоит у яблони и деревянным половником снимает с привившегося к сучку пчелиного роя знойную, остро пахнущую живую массу.

Рядом с ним высокий худой мужчина — ревизор из района, гость. Петрович молча делает свое дело, а ревизор высоким фальцетом поет, как в опере:

— Какая целеустремленность! Не летит куда зря, а склубливается, немыслящая сущность, а как устраивается!

Пчелы лезут из роевни и лепятся на край стенки.

— Не лезут они туда! — тревожно замечает гость.

— Влезут, Василь Васильевич! — с улыбкой доброго человека успокаивает Петрович гостя. — Дай матке привиться, все в куче будут!

— Какая разумность, сверхъестественность устройства! — поет Василь Васильевич.

В это время под защитную сетку заползает пчела и жалит его.

Лицо ревизора искажается болью, но он находит в себе силы сохранить тон восхищения и любознательности.

— За что это? — спрашивает он ужалившую пчелу.

— Чужой разговор слышут! — объясняет Петрович.

— Подумайте, немыслящая сущность, а разговор понимает!

Петрович молчит. Еще снялся рой, надо успеть и его устроить на новое жительство.

Никита

Никита, бригадир совхоза, с которым мы и рыбу ловим, и в гармонь играем на вечерках, едет на велосипеде вдоль стены на редкость удавшейся пшеницы.

Я на ходу спрашиваю:

— Никита, как с урожаем?

— Хорошо.

— Как с покосом?

— Хорошо!

— А как с Мотей? (Это его жена.)

— Плохо. Толстеет, как печь, четвертого просит.

— А ты бы кого хотел — мальчика или девочку?

— Некогда, потом, потом.

Он нажимает на педали, и с межевой травы веером разлетаются кузнечики.

Точные ответы

В сумерках пробирается Иван Шерстнев, тракторист.

— Ваня?

— Я.

— Как дела?

— Ничего.

— Картошку выкопал?

— Да.

— Дом утеплил?

— Не совсем еще.

— В сельпо идешь?

— В сельпо.

— Выпить?

— Точно.

— А потом?

— А потом к Райке под бочок.

— У тебя трое?

— Трое.

— А еще не предвидится?

— Точно не могу сказать.

Иван не выбирает, где суше идти, чешет по грязи напрямую. Как же он обратно пойдет?

У сельпо

У сельпо, у бочки с керосином, шумел народ. Горючая жидкость журчала по посудам покупателей. Всем хватило, только вот Пафнут-шорник опоздал — хомуты перетягивал, увлекся. Он пришел из соседней деревни в то время, когда зимний день погас и зажгли свет в избах.

Пафнут сел на ящик у пустой бочки, закурил, стал оглядываться.

Большая Медведица лежала своим дном на крыше магазина, и только ручка задиралась кверху. Пафнут глядел на созвездие, а думал и говорил о Любке, завсельпо:

— Вот как у нас: все расторговала и — ковш на крышу!

Мефодий

— Отчего у тебя тополь так рано все листья сбросил?

— Старый, вот и сбросил, — сказал Мефодий и поглядел на палисадник соседа: — А вот у них молодые тополя, так они все еще в листьях.

Сентиментальный вальс