Собрание сочинений. Том 4

Рассвет скользил, сазанно сизоватв замшелый скит сквозь щели ставен,а там лежал прозрачноликий старец,приявший схиму сорок лет назад.Он спал. Шумели сквозь него лесаи над его младенческими снамикоровы шли, качая выменами,и бубенцы бряцали у лица.Он сорок лет молился за людей,за то, чтобы они другими были,за то, чтобы они грешить забылии думали о бренности своей.Все чаще нисходило, словно мгла,безверие усталое на вежды,и он старел, и он терял надежды,

и смерть уже глядела из угла.Но в это утро пахла так земля,но бубенцы бряцали в это утротак мягко, так размеренно, так мудро,что он проснулся, встать себе веля.Он вздрагивал, бессвязно бормоча,он одевался, суетясь ненужно.Испуганно-счастливое «неужто?»в нем робко трепыхалось, как свеча.Неужто через множество веков,воспомнив о небесном правосудье,в конце концов преобразились людии поняли греховность их грехов?Он вышел. Мокрый ветр ударил в лик.Рожая солнце, озеро томилось,туманом алым по краям дымилось,

и были крики крякв, как солнца крик.Блескучие червонные сомыносами кверху подгоняли солнце,и облака произрастали сонновнутри воды, как белые сады.Сияли, словно райские врата,моря цветов – лиловых, желтых, синих,и, спохватившись еле-еле, схимникподумал:              «Грех вся эта красота…»Он замер. Он услышал чей-то смехза свежими зелеными стогамии омрачился: бытие – страданье,а смех среди страданья – это грех.Но в сене, нацелованно тиха,

дыша еще прерывисто и влажно,лежала девка жарко и вальяжно,кормя из губ малиной пастуха.Под всплески сена, солнца и сомовна небеса бесстыдно и счастливоглядели груди белого наливазрачками изумленными сосков.И бедный схимник слабый стон исторг,не зная, как с природою мириться —и то ли в скит опять бежать молиться,и то ли тоже с девкою – под стог.Сжимая посох, тяжкий от росы,направился топиться он в молчаньи.Над синими безумными очами,как вьюга, бились белые власы.Он в озеро торжественно ступил.

Он погружался в смерть светло и кротконо вот вода дошла до подбородка,и схимник вдруг очнулся и… поплыл.И, озирая небо и тайгу,в раздумиях об истинном и ложномон выбрался на противоположномопять-таки греховном берегу.Его уста сковала немота.Он только прошептал: «Прости, о Боже…»и помахал скиту рукой, и большеего никто не видел никогда.И перли к солнцу травы и грибы,и петухи орали на повети,и по планете прыгали, как дети,ликующе безгрешные грехи…1964

«Вся любопытная, как нерпочка…»