Собрание сочинений. Том 4

Вернемся к выражению «авангард рабочего класса». На нынешнем этапе современного общества это выражение расширилось, ибо наша интеллигенция не есть некая оторванная от рабочего класса элита, а представляет собой духовный рабочий класс. У настоящего интеллигента кровавые мозоли не на ладонях, но зато на сердце. Разве беспартийные Циолковский, Вавилов, Чаянов, Платонов не были авангардом духовного рабочего класса? Можно ли исключить из авангарда рабочего класса тех беспартийных ученых, которые бесстрашно входили в отравленные зоны Чернобыля? Можно ли исключить из авангарда рабочего класса беспартийных учителей, врачей, медсестер или, скажем, беспартийного седенького, кристально честного бухгалтера, через руки которого проходят миллионы и миллионы рублей при его собственной грошовой зарплате? Разве не рабочий класс вся та армия трудящихся, которая почему-то называется унизительным словом «служащие»? Разве обладать чистой совестью даже при отсутствии партбилета – это не означает быть в авангарде? Разве не авангард рабочего класса наши лучшие писатели, художники, актеры, о чьей легкой жизни ходят завистливые обывательские легенды? (Для устыжения скажу – средний заработок члена Союза советских писателей – 162 руб. в месяц.) А разве наше многострадальное, измученное, исковерканное крестьянство, лучшие сыны которого, несмотря на муки мученические, все-таки чудодейственно сохранили талант перешептываться на одном языке с тоже измученной матерью-землей, – это не авангард рабочего класса? Почему пришельцам с заводов и фабрик, многие из которых и горсти-то живой земли в ладони не держали, было поручено когда-то поучать хлеборобов, как пахать и сеять, тем самым ставя крестьянство как бы в положение низшего класса по сравнению с рабочим?

Неуважение к крестьянству искусно прикрывалось подсаживанием в президиумы бессловесных фигур Марии Демченко, Мамлакат Наханговой. Бессловесен был и замечательный самородок – шахтер Алексей Стаханов, варварски оторванный от родного отбойного молотка и выдвинутый «наверх» в виде общественного манекена, создающего видимость диктатуры пролетариата. Диктатура пролетариата была на самом деле подменена диктатурой бюрократии. Фраза «Партия – авангард рабочего класса» стала лицемерной в устах Сталина и его окружения, ибо они, уничтожая и партийных, и беспартийных, сделали бессловесными и партию, и народ. Внутри самой партии восторжествовала партия посредственностей. Режиссер Михаил Калатозов рассказывал мне, что Сталину очень нравился американский фильм про старого пирата, запиравшегося в своей каюте и игравшего с самим собой в шахматы. Играл он фигурками других пиратов, мастерски вылепленными из хлебного мякиша. Когда старый пират смахивал проигранную фигуру с доски, то убивал очередного соумышленника. В конце фильма пират остался один и с диким хохотом, прихлебывая из бутылки, повел корабль на возникший из тумана айсберг. Сталин, несмотря на робкие просьбы ссылавшихся на усталость членов Политбюро, заставил их смотреть фильм второй раз подряд. «Поучительная картина…» – сказал он, слегка усмехаясь.

Сталин, уничтожив лучшие революционные кадры и затем уничтожив многих из тех, кто их уничтожал, держал партаппарат в страхе, но в то же время и подкупал его разными привилегиями: спецмагазинами, пайками, дачами, персональными машинами, наконец, «синими пакетами» (ежемесячное спецжалованье, не облагаемое налогами). Сталин и его окружение, разлагаясь сами, морально разлагали и партию. Личный аскетизм, скромность, бескорыстие Сталина – лицемерная легенда. Уровень нравственности, талантливости членов партии катастрофически упал. Во время войны грань между партийными и беспартийными стиралась, когда они были в общей партии Победы. Но после Победы разница в выдвижении на ответственные посты между партийными и беспартийными опять начала резко чувствоваться. В партию стало проникать все больше карьеристов. Многие талантливые люди не хотели вступать в партию, ибо вместе с возможностью скорейшего выдвижения это подразумевало и большую зависимость, порабощенность.

После двадцатого съезда в партию влились новые свежие силы, надеявшиеся, что внутри партии они будут активней содействовать демократизации. Нелегко им пришлось. Некоторые сломались, оциничились, продались. Но наиболее стойкие, скрепя сердце и порой скрипя зубами от стыда, все-таки не оставляли надежды на революционную перестройку, вынашивали ее в себе. Именно эти люди героически повернули руль корабля Отечества из болота застоя в открытое море гласности. Но многие и сами оболотились, и ожидать от них любви к бушующим волнам гласности не приходится – чего доброго, смоет с палубы. Такие же трусы-выжидатели есть и среди беспартийных.