Собрание сочинений. Том 6

И завыли по-волчьи запасники:«Мы – не частники.                                Мы не участникив гнусной краже искусства России.В склады краденого нас превратили.Загнивают картины,                                 как овощи.Мы не рыцари,                        присно скупые.Мы хотим показать все сокровища,что за долгие годы скопили.Чем вас живопись та испугала,если прячут в подвалах Шагала?Чем страшны                      для двухсот миллионовГончарова и Ларионов?Что стрясется с державой,                                          милейшие,если людям покажут Малевича?И устои Кремля исполинского

рухнут,           если покажут Кандинского?Меньше сахара будет пиленого,если выставят Фалька,                                     Филонова?Эрьзя?Нельзя.Тышлер?Тише.Татлин?Спрятан.Потому мы,                  запасники,                                    хмурые,что картины —                        в подземной пыли.До купца Третьякова бы уровня,вы бы,          деточки,                        доросли!Время движется по спирали,

и потомок замки разнесет,и картины,                 что вы запирали,как детишек,                    от смерти спасет.С поздней горечью сожаленьяон,    одаренный лучшей судьбой,вспомнит столькие поколенья,обворованные собой.Для людей это будет праздником,и поклонятся                     люди землинам,      ни в чем не повинным запасникам,ибо что-то мы все же спасли!»21 ноября 1971

После того как я прочел эти стихи на вечере в Концертном зале им. Чайковского, идеологическое начальство мне года полтора не давало выступать с чтением стихов за «издевательство над советскими музеями и пропаганду модернизма».

Простая песенка Булата

Простая песенка Булата

всегда со мной.Она ни в чем не виноватаперед страной.Поставлю старенькую записьи ощущук надеждам юношеским зависть,и загрущу.Где в пыльных шлемах комиссары?Нет ничего,и что-то в нас под корень самыйподсечено.Все изменилось: жизнь и люди,любимой взгляд,и лишь оскомина иллюзийво рту, как яд.Нас эта песенка будила,открыв глаза.Она по проволоке ходила,и даже – за.Эпоха петь нас подбивала.Толкает вспять.

Не запевалы – подпевалынужны опять.Надежд обманутых обломкивсосала грязь.Пересыхая, рвется пленка,как с прошлым связь.Но ты, мой сын, в пыли архивовиной Русинайди тот голос, чуть охриплый,и воскреси.Он зазвучит из дальней далисквозь все пласты,и ты пойми, как мы страдали,и нас прости.1971Написано сразу после того, как Б. Окуджава был исключен изпартии московской писательской организацией и ему грозилоотлучение и от Союза писателей. Подробно эта история опи-сана в моей книге «Волчий паспорт», в главе «Заходи, у меняесть джонджоли…» (М., «Вагриус», 1998, с. 497–503).

Монолог послезавтрашнего человека