Принасурмились оркестранты,брови кисточкой навели.Самодеятельные талантына эстраде рыжей земли.Неуклюжи фанерные горы,и по лесенке, скрытой от глаз,то вздымаются в гору актеры,то нисходят пророками масс.Все актеры – солдаты Вьетнама.Неумело положен их грим,и идет полуфарс-полудрамас пеньем сольным и хоровым.Ловят девушка с парнем шпиона,но потом среди роз восковыхпереходит в любовь потаеннокомсомольская бдительность их.Не целуются. Пошлость такуюрежиссер не позволит ни в жизнь.Революция и поцелуинесовместны – вот главная мысль.Но, следя за развязкой неясной, —как бы кто не подвел на беду —руководство за скатертью краснойнапрягается в первом ряду.Не подводят и губы отводят,и ползут на коленях у пальм,и носами так бдительно водят,где окурок «Пэл Мэлла» упал.Но сижу я, по счастию, с края,и я вижу – за сценой смела,та артистка, уже не играя,парня в губы целует сама.Ах, какая в агитке осечка!Он выходит, поклоны творит,а «предательское» сердечкона размазанном гриме горит.Руководство само не железно,и смеется, простив этот грех,Неживуча любая аскеза,если есть поцелуи и смех.Нет, не все режиссерам покорно.Как спектакль режиссер ни реши,происходит безрежиссерносамодеятельность души.Как профессионалки-воровки,войны бродят по свету в крови,но затягивает воронкисамодеятельность травы.Самодеятельности улитокслужит сценой зеленый лист.Самодеятельность улыбок —на светящихся сценах лиц.И на вечные-вечные годы,человечество, благословисамодеятельность природы,самодеятельность любви…Вьетнам, 17-я параллель, январь 1972