Собрание сочинений. Том 6

Вьетнамский классик                                   был ребенок лет семидесяти,с лицом усталой мудрой черепахи.Он не от собственной чрезмерной знаменитостистрадал,             а оттого,                           что был он в страхеза повеленье рыжего кота,следившего за нами неспроста.Кот возлежал на книжном стеллаже,избрав циновкой томик Сен Джон Перса.На блюдце бросив три стручочка перца,вьетнамский классик был настороже,хотя коты —

                    пусть впроголодь сидят, —пожалуй, только перца не едят.Прозаик,              ну а в сущности, поэт,боясь не угостить, как надлежало бы, —ни разу классик не упал до жалобына то, что в доме лишней корки нет.Он каплю виски лил в стакан водыи над спиртовкой,                             хохоча раскатисто,подогревал кусочки каракатицы —засушенные лакомства войны.В нем поражали,                           за душу беря,

духовная выносливость буддистаи на штанине велосипедистазабытая прищепка для белья.Рукою отстраняя пламя битв,он говорил о Бо Цзю И,                                     Бодлере,и думал я:                 «Что может быть подлее —такого человека погубить!»И страх меня пронзил,                                    прошиб,                                                 прожег:кот     с книжной полки

                                 совершил прыжок.В нем голод распалившийся взыграл.Кот приземлился около бутылкии у меня зубами прямо с вилкикусочек каракатицы содрал.Хозяин по-вьетнамски крикнул:                                                    «Шасть!»,растерянный поступком нетактичным,развел руками,                        видимо, страшась,что я сочту все это неприличным.Я в руки взял невесело кота.Был кот от кражи сам не слишком весел,и омертвело я застыл,

                                   когдавдруг ощутил:                       он ничего не весит.Природы рыжая и теплая песчинка,пытаясь выгнуть спину колесом,он был в моих ладонях невесом,как будто тополиная пушинка.«Простите…» —                         грустно брезжило в зрачках.И ничего —                   вам говорю по совести —я тяжелее не держал в руках,чем тяжесть этой страшной невесомости.Ханой, январь 1972

Китайский матрос