Собрание сочинений. Том 6

Миннеаполис, —там, где эти подонки                                 ударами с ног меня сбили.«Мы наплакались, —говорит мне хозяйка. —                                     Мы думали – вас убили».Дочь – студентка.                             Она флейтистка.Ей лет двадцать.                           Ее зовуточень странно,                       совсем неблизко,переменно, – то Маша, то Рут.В этом тихом коттеджеРут обносит коктейлями старших,а глаза ее те же,                         как у той,                                        с Патриарших,где я ночью на велосипедепроезжал               переулками мглистыми,и так весело пели

спицы с мокрыми листьями.Рут подносит к губам своим флейту.Как спасительно Баха вдохнуть,словно медленно входишь в Летупо колени,                по пояс,                             по грудь.А у флейты, как иллюминаторы,светят дырочки на боку.Кто-то смотрит из них внимательно,кто-то маленький там начеку.И следит он из этой обители,строгий гномик,                          сидящий молчком,чтобы музыку не обиделисытым чавканьем                            или смешком.И в сонате —                     дыханье столетий,легкий лепет кастальских струй.Как он чист,                    поцелуй с флейтой, —с человечеством поцелуй.

А отец молчаливый твой,                                        Рут,с напряженно собравшимся лбомв своем письменном роется вдруги протягивает                       фотоальбом.Там,      у полусожженной рощицы,он – сержантик,                          юней,                                  новичок.С ним —             курносая регулировщица,пилоточка —                     набочок.Она тоже вроде подросточка,с ним в обнимку над Эльбой стоит,и армейская наша звездочкау нее        во лбу                  горит.Подняла она озорно

расчехленный флажок для отмашки,он —       бутылку с французским «Перно»,а на фото:               «Джону от Маши».…После наглого улюлюканьятам, где сволочь трусливо куражится,где вся слава моя                            то ли мукою,то ли самоубийством кажется,после скуки приема салонного,где ласкают меня,                            как ребеночка,где накалывают на соломинкуто ли вишенку,                        то ли бомбочку, —после этого так прекраснооказаться,                бокал поднимая,в доме чисто американском,где хранится цветок                                 Джон да Марья.Рут,

      видения флейтой зови,в этот вечер отцу не переча.Может, не было вовсе любви —только просто случайная встреча.Ну а может, была…                              Был звонобожженных войною ромашек,но ни слова по-русски —                                       Джон,по-английски ни слова —                                        Маша.Я не спрашиваю ни о чем —как там было на самом деле…Флейта            льется весенним ручьем,и для музыки мир неразделен.Дайте каждому Эльбы глотокна земном исстрадавшемся шаре,и бессмертником станет цветок —Джон да Марья!Сан-Поль, Миннеаполис, апрель – май 1972

Аполло-16

1