Собрание сочинений. Том 6

По-немецки: «Sie durfen Alles, was ich sage, widerlegen, aber sie durfen meinen Vortrag nicht kritisieren» {«Вы можете опровергать все, что я говорю, но вы не имеете права критиковать мою речь». Ред.}.

По-французски: М. Saedt, substitut du procureur du roi s'adressant a l'accuse:

«Libre a vous de refuter tout ce que je viens de dire, mais il ne vous appartient pas de critiquer le requisitoire d'un substitut du procureur du roi». (Avis a la «Reforme», a la «Republique» et a la «Revolution» ^[228].)^{3}

По-английски: The queen's counsel, Mr. Saedt, to the defendant:

«You may refute all I say, but you have no right to criticize my speech». (NB. Our English contemporaries, principally the «Northern Star»^[229], are requested to publish the above.)^{4}

По-итальянски: Sig. Saedt, accusatore publico, replico:

«Dite quanto volete in rifutazione di questo che ho detto, ma vi e difeso di criticare il mio requi-sitorio». (Avviso all' «Alba», al «Contemporaneo» ed alla «Concordia»^[230].)^{5}

По-испански: El fiscal, Sennor Saedt,

dijo, hablando al acusado:

«Sennor, Vmd puede refutar todo que ho dicho; pero el que vengo de decir por requisitorio, es defendido de tocarlo». (Pregamos los jornales radicales de Madrid de publicar esas lineas.)^{6}

По-датски: «De kunne gjensige alt hvad jeg siger, men De have intet Ret at kritisere mit Requisitoire (Angreb)». (De danske demokratiske Tidender ville vaere meget glaedt at meddele det dan-ske Publikum den foregaaende Bewiis af de preussiske Magistraters Saudhed.)^{7}

Пусть г-н Зедт решит сам, на каком языке его изречение звучит забавнее всего.

Написано 17 февраля 1849 г.

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 225, 18 февраля 1849 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого

«KOLNISCHE ZEITUNG» О БОРЬБЕ МАДЬЯР

Кёльн, 17 февраля.

«Я, наконец, нащупал почву,

Засел в ней крепко якорь мой», —

поет храбрый Шванбек по книге протестантских песнопений. Возмущенный поборник добродетели, несмотря на «австрийскую ноту» и «чувство глубочайшего возмущения», в конце концов выступает на первой странице «Kolnische Zeitung» в защиту Виндишгреца. Слушайте:

«Так называемая демократическая печать Германии стала в австро-венгерском конфликте на сторону мадьяр… Как странно, однако! Немецкие демократы на стороне той аристократической касты, для которой, несмотря на XIX век, ее собственный народ всегда был misera contribuens plebs {жалким народом, платящим налоги. Ред.}; немецкие демократы на стороне самых наглых угнетателей народа!»

Не помним точно, обращали ли мы уже внимание читателей на одну характерную особенность храброго Шванбека, а именно на то, что у него имеется привычка говорить одними только заключениями без посылок. Приведенная выше фраза как раз является таким заключением, причем посылка, из которой оно было выведено, так и не увидела света.

Но если бы даже мадьяры были «аристократической кастой» «самых наглых угнетателей народа», то что отсюда следует? Разве Виндишгрец, убийца Роберта Блюма, стал от этого хоть на йоту лучше? Разве рыцари «объединенной монархии», завзятые враги Германии и друзья Шванбека — Виндишгрец, Елачич, Шлик и иже с ними, хотят подавить «аристократическую касту» и ввести свободное крестьянское землевладение? Разве чехи и хорваты борются за рейнское парцельное землевладение и за Code Napoleon {Кодекс Наполеона. Ред.}?

В 1830 г., когда поляки восстали против России, была ли речь о том, что во главе восстания стояла «аристократическая каста»? Тогда прежде всего шла речь о том, чтобы изгнать чужеземцев. Вся Европа была на стороне «аристократической касты», которая несомненно возглавляла движение, так как польская дворянская республика была все-таки колоссальным шагом вперед по сравнению с русским самодержавием. И разве французский избирательный ценз 1830 г., монополизировавший избирательное право в руках 250 тысяч человек, не был по существу таким же орудием политического порабощения misera contribuens plebs, как и господство дворянства?

Допустим, что мартовская революция в Венгрии была чисто дворянской революцией. Разве это дает австрийской «объединенной» монархии право угнетать венгерское дворянство, а тем самым и венгерских крестьян так, как она угнетала галицийских дворян, а при их помощи и галицийских крестьян (см. протоколы заседаний львовского ландтага за 1818 г.)? Но, конечно, великий Шванбек не обязан знать, что большинство венгерских дворян, как и большинство польских дворян, — сущие пролетарии, все дворянские привилегии которых сводятся к тому, что их нельзя подвергать телесному наказанию.