Собрание сочинений. Том 7

Как в песне о самом себе расскажешь?Что ты плохой, неловко показать.Что ты хороший, песней не докажешь,но это можно жизнью доказать.Я так хотел бы вывернуть всю совесть,по струнам и звеня, и рокоча,как о себе рассказывает поезд,по рельсам задрожавшим грохоча.Припев:Скажи за меня все, что я не умею, песня моя.Скажи за меня все, что я не посмею, песня моя.К тебе сквозь слова приближаюсь на ощупь,                                                           песня моя.Ты будешь моей, если станешь ты общей,                                                           песня моя.Порой я вижу, песни измельчалии склеены они едва-едва.Бессмысленные песни, как молчанье,притворно приодетые в слова.Боюсь, что струны скисли и обвисли.Я петь хочу, и мне не утерпеть.

Но если в нашей песне нету мысли,зачем ее тогда, скажите, петь?Припев.Мы устаем в работе или спорах,но все-таки и в наш нелегкий векесть в человеке силы, о которыхи не подозревает человек.А если трудно, зубы крепче стисни.Непросто песню главную сложить.Но если в человеке нету жизни,зачем ему тогда на свете жить?Припев.1978

1979

Первый день поэзии

А первый День поэзии —                                        он былв том перевальном,                               пятьдесят четвертом,когда на смену словесам затертымслова живые встали из могил,

а новые великие словаходить учились,                          но едва-едва.Тот не взлетел,                        кто по полу не ползал,и новые слова,                       в кости тонки,себе носы расквашивали об земь,но вдруг взлетели,                              сбросив «ползунки»…Был праздник тот придуман Луговским.Хвала тебе,                  красавец-бровеносец!Поэзия,            на приступ улиц бросясь,их размывала шквалом колдовским.Кто временем рожден – рождает время.Цветы,           летя,                   хлестали по лицу,и магазины книжные ревели:

«На у-ли-цу!»Я помню, в магазине книжном Симоновасквозь двери люди перли напролом,и редкими в то время мокасинамион, растерявшись,                             хрупанул стеклом.А что у меня было, кроме глотки?Но молодость не ставилась в вину,и я тычком луконинского локтябыл брошен и в эпоху,                                    и в страну.А из толпы,                   совсем неприрученно,зрачками азиатскими кося,смотрели с любопытством татарчонкабезвестной Ахмадулиной глаза.Когда и нам поставят люди                                            памятники,пусть не считают,что мы были паиньки.В далекую дофирсовскую эру

читали мы                 и площади,                                    и скверу.Еще не поклонялись Глазунову,а ждали слова —                           слова грозового.Карандаши ломались о листочки —студенты,                вчетвером ловя слова,записывали с голоса по строчке,и по России шла гулять строфа.Происходило чудо оживаньядоверия,              рожденного строкой.Поэзию рождает ожиданьепоэзии —               народом                            и страной.1979

Этаж материнства

Моему сыну – Саше