Что сигналили вспышками велосипедные спицывсем далеким планетам с тропы в изумленном лесу?Что подумали бабочки, чуть не разбившись о лица?Что с утра загадали педали, с травы собирая росу?Что летящие по ветру девичьи волосы пелипод шипение шин по тропе и под пение птах?Что там делают два заплутавших велосипеда,на боку отдыхая в подглядывающих цветах?И молочные сестры-березоньки шепчутся простоволосо,и, как будто бы сдвоенная душа, двух нежнейше обнявшихся велосипедов колесапродолжают вращаться, о воздух смущенный шурша.И уходит на цыпочках в чашу медведь косолапый,увидав, что за игры сейчас эти двое в траве завели,и в звонок на руле забираются самой тишайшею сапоймуравьи, словно рыжие крошечные звонари.Это ты, это я, только под именами другими,ненасытно прижались к земле и – щекою к щеке,будто мы от планеты себе островок отрубилии упали друг в друга на этом ромашковом островке.И когда нас не будет — любовь нам придумает каждому новое имя,и мы въедем на велосипедах не в смерть, а в иное совсем бытие,снова ты, снова я, только под именами другими,и прижмемся к земле, и земля не отпустит с нее.Самолет Милан – Палермо, Санта-Флавия, 7–8 августа 1995
Три фигурки
По петрозаводскому перрону,зыбкому, как будто бы парому,шла моя любимая с детьми.Дети с ней почти бежали рядоми меня упрашивали взглядом:«Папа, ты на поезд нас возьми…»Что-то в тебе стало от солдатки.Все разлуки, словно игры в прятки.Вдруг потом друг друга не найти?Женщины в душе всегда готовымолча перейти из жен во вдовы,потому их так пронзают зовыжелезнодорожного пути.На перроне, став почти у края,три фигурки уменьшались, тая.Три фигурки – вся моя семья.Монументы – мусор, как окурки.Что осталось? Только три фигурки —родина предсмертная моя.1995