Собрание сочинений. Том 9

Я не знаю, что со мною станется.Устоять бы, не сойти с ума,но во мне живет пацан со станции —самой теплой станции – Зима.Я иду по улице Карлмарксовой,а с марксизмом нынче – недород.Увязался сирота-комар за мной,и навстречу бабушка идет.Бабушка, которой лет за семьдесят,тронула тихонько за плечо:«Женичка, на чо же ты надеесси?

Я вот не надеюсь ни на чо…»Я не верю в то, что верить не во что,и внезапно вздрогнул всем нутром:сквозь морщины проросла в ней девочката, что встретил я в сорок втором.Боже мой, да это ты, рыжаночка,Жанночка, чуть-чуть воображаночка,в десять лет, как гриб-боровичок,и красноармейская ушаночкана кудряшках детских – набочок.Безнадежно стоя за продуктами,

мы хотели хлеба и тепла,но в скупой тарелке репродукторамузыку Россия подала.В несвободной той стране свободная,хлам бараков превращая в храм,это Ленинградская симфониядонеслась сквозь все бомбежки к нам.Ты была единственная, стоящаяснившейся мне истинной любви.Я тогда тайком под Шостаковичаткнулся носом в пальчики твои.

Помню, неразлюбленная девочка,между пальцев у тебя былатоненькая беленькая стрелочкаот картох, что ты перебрала.Музыку давали не по карточкам.Нас не Сталин – Шостакович спас.Голод нас покачивал, подкашивал.Музыка кормила верой нас.Никакой нас грязью не запачкало.Наши руки не были в крови.Дай я снова поцелую пальчики,

пальчики тяжелые твои.Жанночка, нам есть на что надеяться.Были и похуже времена.И Россия никуда не денется,если все поймут, что мы – она.Бабушка, сам дедушка сегодня я,но себя мальчишкой помню так,будто ленинградской той симфониихуденький, но вечный нотный знак…26 мая – 27 июня 2003

Обнимаю деревья