Вдруг вспомнились трупы по снежным полям,бомбежки и взорванные кариатиды.Матч с немцами. Кассы ломают. Бедлам.Простившие родине все их обиды,катили болеть за нее инвалиды, —войною разрезанные пополам,еще не сосланные на Валаам,историей выброшенные в хлам —и мрачно цедили: «У, фрицы! У, гниды!За нами Москва! Проиграть — стыд и срам!»Незримые струпья от ран отдирая,катили с медалями и орденами,обрубки войны к стадиону «Динамо» —в единственный действующий храм,тогда заменявший религию нам.Катили и прямо и наискосок,как бюсты героев, кому не присталона досках подшипниковых пьедесталовприхлебывать, скажем, березовый сок,из их фронтовых алюминьевых фляжек,а тянет пригубить скорей, без оттяжек,лишь то, без чего и футбол был бы тяжек:напиток барачный, по цвету табачный,отнюдь не бутылочный, по вкусу обмылочный,и может, опилочный —из табуретов страны Советовнепобедимейший самогон,который можно, его отведав,подзакусить рукавом, сапогом.И даже египетские пирамиды,чуть вздрогнув, услышали где-то в песках,как с грохотом катят в Москве инвалидыс татуировками на руках.Увидела даже статуя Либ ертиза фронт припоздавший Второй со стыдом,как грозно движутся инвалиды те —виденьем отмщения на стадион.Билетов не смели спросить контролерши,глаза от непрошеных слез не протерши,быть может, со вдовьей печалью своей.И парни-солдатики, выказав навыки,всех инвалидов подняли на рукии усадили их побравейсамого первого ряда первей.А инвалиды, как на поверке, —все наготове держали фанеркис надписью прыгающей: «Бей фрицев!»,снова в траншеи готовые врыться,будто на линии фронта лежат,каждый друг к другу предсмертно прижат.У них словно нет половины души, —их жены разбомблены и малыши.И что же им с ненавистью поделать,если у них – полдуши и полтела?Еще на трибунах все были негромки,но Боря Татушин, пробившись по кромке,мяч Паршину дал. Тот от радости вмигмяч вбухнул в ворота, сам бухнулся в них.Так счет был открыт, и в немстительном гвалтепрошло озаренье по тысячам лици Паршина за руку поднял Фриц Вальтер,реабилитировав имя «Фриц».И прорвало молчанья плотину —это не Паршину одному, —все инвалиды теперь аплодировалибывшему пленному своему!Но лишь два ответных гола нам всадили,наш тренер почувствовал холод Сибири,и аплодисментов не слышались звуки,как будто нам всем отсекли даже руки.И вдруг самый смелый из инвалидоввздохнул,восхищение горькое выдав:«Я, братцы, скажу вам по праву танкиста —ведь здорово немцы играют, и чисто…», —и хлопнул разок, всех других огорошив,в свои, обожженные в танке ладоши,и кто-то подхлопывать медленно стал,качая поскрипывающий пьедестал.Теперь в инвалидах была перемена —они бы фанерки свои о колена сломали, да не было этих колен, но все-таки призрак войны околел.Лишь только бы стольким опять на погибельне вырос бы где-нибудь новенький Гитлер.Лишь только бы, заново опьедестален,не ожил ни прежний, ни будущий Сталин.Фриц Вальтер, ты где? Я усвоил серьезно —дать руку кому-то не может быть поздно.Ах, сколько я раз этот матч видел после,и ваши удары, Масленкин, Ильин.А счет получился 3:2. В нашу пользу.Но выигрыш общий – неразделим.А знаете, немцы, кто лучшие гиды?Кто соединил две Германии вам?Вернитесь в тот матч и увидите там:кончаются войны не жестом Фемиды,а только, когда забывая обиды,войну убивают в себе инвалиды,войною разрезанные пополам.2009