Собрание сочинений в 15 томах. Том первый

В солнечное утро звено Марички вышло на подкормку кукурузы, что доставала уже до пояса.

Маричка сама подвезла на тракторе нитрофоски, установила на обоих культиваторах норму высева, заправила банки удобрением. Махнула хлопцам:

– Пошёл!

Только стронулись трактора – подлетает на мотоцикле Иван Верейский, молодой рослый заведующий отделением. Крупное лицо печально-виноватое.

– Маричка, я с горе-новостями, – жалуется. – Жди гостей.

– Каких? – насторожилась Маричка.

Иван скосил глаза на соседнее с её участком пастбище.

На пастбище бугрились здоровенные туши труб. Строители газопровода в аккурат подобрались уже к самой к Маричкиной кукурузе.

Со вздохом добавил:

– С минуту на минуту должно нагрянуть пускай и небольшое, а всё ж начальство. Покажет, где именно пойдёт тут трасса «Дружбы».[425]

У Марички вырвалось больное:

– Иваночко! Ну да что ж это будет?! Столько положили труда и – губи?

– А что, Маричка, поделаешь, раз надо? – Заслышал машину, осёкся, кинул быстрый взгляд назад. – Вот! Полюбуйся!

Из-за труб вывернулся "бобик".

Не сминая скорости, стремительно катится к межине поля.

– Про него речь, – мрачнеет Иван, – а он навстречь…Мда-а, едрёна корень. Вот сейчас ткнёт пальчиком и хошь не хошь, а режь на корм эвона какой коридорище кукурузы. Готовь этим доблестным газовичкам фронток работ!

– Э-эй!.. Э-эй!.. Да куда-а!? – в отчаянье замахала руками Маричка, видя, как колёса, миновав межину, вдавились в мягкое тело еёземли.

Ударив передком и наклонив от себя крайние кукурузины, машина стала. Откачнулась назад.

Тяжело охнув, хлопнула дверца.

К Маричке с Иваном нехотя, как-то лениво, с чужой тягостной улыбкой на широком лице двинулся громоздкий, медвежеватый чернявый парубок.

– Это и есть ваше начальство? – с ядком хохотнула Маричка.

Иван зашептал:

– Срочно приказываю. Меняй гнев на милость! Начальство оченно не любит непочтительности.

И, смеясь глазами, с деланным подчёркнутым прилежанием потянул руки по швам, выпячивая простор груди.

– Отставить, – без аппетита качнул рукой дюжий парубок и без желания, словно по принуждению, поручкался с Иваном. Они были уже знакомы.

– А вот наш Бог по кукурузе, – кивнул Иван на Маричку.

Парубок понёс к Маричке массивную руку:

– Богдан Клавдиевич Гойдаша.

– Мария.

– А дальше?

– Что дальше?

– По отчеству?

– Не обязательно! – зардевшись, смято бросила.

– Ну а всё-таки?

Открытая отчуждённость не во нрав легла гостю.

Гость явно уязвлён. Оттого, может, и опрометчиво настойчив.

Разворотистый Верейский, как свою руку знающий кремнёвый Маричкин характер, канючит с улыбкой:

– Свет Ивановна! Да сознайся уж, как там тебя по батьке, раз ему так кортится.

Все рассмеялись.

– Ну что, – говорит Богдан, – прогуляемся… Покажу, где у вас пройдёт наша трасса.

И веселун Богдан, досмеиваясь, грузно зашагал немного впереди. Под ногами у него хрустко ломались, падали с корня тёмно-зелёные сочные, раскормленные стебли.

Почернело всё в глазах у Марички.

«Я каждой кукурузинке по сотне раз кланялась. А он прёт, яко танк!»

Вспомнилось, какая дураха была весна.

Из-за холодов на целую неделю посеяли после срока. Схватилась корка. Не подсоби зёрнам – не пробьются к свету. Пробороновали – закупали дожди.

"Блюдца" сплошь и рядом затянули делянку.

Кукуруза в «блюдцах» желтела, вымокала.

Под гибельным дождём девчата мотыгами пробивали канавки, гнали из «блюдец» воду, подсеивали вручную…

Так тяжко далась эта кукуруза, а он, как гусарский конь, чалит не глядя себе под ноги, крушит всё, выворачивает с корнем. Давит растеньица – будто на душу тебе наступает!

– Что ж вы наступаете? – не стерпела Маричка.

– А летать, увы, нас не научили, – прижав руку к груди, с поклоном ответил Богдан. – И потом, всё равно ж брить! Что тут такого?

– Чужие труды топчете!

– Заплатил и топчу.

– Будто из своего кармана!

– Из своего. Из газового. Отставим этот пустой спор Давайте к делу. Мы отчекрыжим у вас ленту в двадцать четыре метра.

– И чего языком вертеть, как вор мельничным колесом? – вскипела Маричка. – Норма ж… В правлении подымался разговор… Ширина отчуждаемой полосы всего-то двенадцать!

– Нужно двадцать четыре, – монотонно повторил Богдан, всем своим видом давая понять, что эта торговля начинает его утомлять. – Техника тяжелющая. Гигантская. Чтоб не мотаться для разворота в конец поля, будем разворачиваться на месте.

Трудно себя удерживая, Маричка медленно из стороны в сторону пронесла отставленный блёсткий от мозолей плоский палец перед самым носом у Богдана:

– И чего гнать порожняк!? Боюсь, любимушка, не будете вы разворачиваться на месте. Или вы думаете, что я упала на голову и глупей резинового сапога? Заплатили за двенадцать, а дай-подай им все двадцать четыре? Как же! А вы когда-нибудь слыхали про уважительное отношение к каждому клочику земли?

– Допустим. Даже читал в газетах. И что?

– А то, что делаете, как не себе. Давайте спокойно. – Маричка мирно свела на груди ладошки. – Что вы замышляете тут колобобить на первых порах?

Богдан повёл плечом.

– Монтировать трубу.

– Как это выглядит?