Собрание сочинений в 15 томах. Том первый

Заталкивая, утапливая в карманчике угол белого платочка, Богдан тоскливо озирается. Натыкается посоловелым взглядом на круг высоких белых огней, что подымались невдалеке над хатами в садах, и шатнулся к огням.

Он набрёл на ярко освещённую площадь.

Посреди площади томко благоухала круглая клумба. Цвели белые лилии, гвоздики, флоксы, хризантемы, левкои.

Близко к цветам подступали мраморные торжественные колонны дворца культуры.

Слышалось пение.

– Извините, – приподнял Богдан шляпу, обращаясь к цветам на клумбе. – Молчуны вы красивые. Только скучно с вами. Подамся-ка я к поющим Мальвам да Лилиям.

Его поразило просторное и богатое фойе с картинами сельчан из крестьянской жизни.

"Неужели в этой большой хате не сыщется хоть на один вечерок какая-нибудь завалящая медовушка с розовыми ямками на щеках да с фигуристым банкоматом? Всё б какое-никакое разовое приключение".

Крадучись, он на коготках боком втёрся в слегка приоткрытую великанистую дверь, что вела в пустой неохватный тёмный зал, тихо примостился в последнем ряду на краешек крайнего стула, как воробейка на колышке в плетне.

Из темноты ему удобно было наблюдать за спевкой на сцене.

Богдан сразу увидал Маричку, такую пригожую, что грех смотреть на неё сердитыми глазами, и подивился, подивился тому, что эта, по его мнению, слишком строгая дивчина ещё и поёт!

И в то же время чем дольше слушал, всё чаще ловил себя на том, что изо всех голосов выбирал именно её голос.

– Слышь, – вполголоса окликнул подсевшего Ивана Верейского, – а что за пропащая сила… пожилой такой… рядом с Марикой?

Верейский насупился. Процедил сквозь зубы:

– Пристегни своё ботало… Выбирай выражения. Да знаешь ли ты, что этот старик – Верховный депутат от самой от Москвы?! Шесть раз избирался депутатом!!! Дважды Герой Труда! На Покрова памятник ему в Чистом возле школы открывают!

Богдан захлопал лохматыми белёсыми ресницами.

– То-то! – победно напирал Иван. – Это наш Юрко Юрьевич Питра! Кукурузных дел орёл! Руководитель самодеятельного ансамбля «Кукурузовод». Вовсе не случай, что Юрьевич и Маричка стоят рядом. Не только на сцене – в работе всегда рядом. Они звеньевые, в соседях их поля. Юрьевич – Маричкин наставник, первый помощник…

Заслышав знакомую мелодию "Вечера над Боржавою",[427] Иван выставил палец:

– О! Давай помолчим. Давай лучше послушаем про нашу Верховину.

– Який тихий вечiр нинi наближається,Лишь Боржава на бистрині не вгавається Та пташки тi до безтями десь мiж вiтами Розсипаються пiснями, наче квiтами.Дана, дана, дана, дай…Розквiтай, наш рiдний край.Мы милуємся з тобою з висоти скали,Як берiзочки гурьбою схилом ген пiшлиI в промiннi цвiтом бiлим розсипаються,

Нiби нам з тобою, милий, посмiхаються.А внизу красуня рiчка заіскрилася,Мовби сонця свiтла стрiчка там розлилася…Чередник корiв iз гаю до села ведеI в трембi ту свою грає, аж луна iде!Вiтер нiжно по обличчю ледь лоскочеться,Про красу спiвать величну серцю хочеться.Впали тiнi у долину – вечорiється…Як чудово в цю хвилину з любим мрi ється[428]

!

Песня-слеза цветком легла Богдану на душу.

Обмяклый, благодарный его взгляд медленно заскользил по лицам на сцене.

Богдан как-то привык, что в самодеятельности обычно одна зелёная холостёжь. А что ж тут, в" Кукурузоводе", за сборная солянка? Звеньевая и школьный учитель, пенсионерка и старшеклассница, главный агроном и тракторист… Что это за люди?

Мягко тронул Верейского за локоть и, приложив палец к губам, напомнил про Питру и Маричку. Иван согласно кивнул, помолчал, собираясь с мыслями, и, минуту спустя, Богдан разом слушал и новую песню, ясно зачем-то выделяя из всех голосов чистый Маричкин голос, уже который не мог спутать ни с каким другим, слушал и тихий рассказ Ивана.

– Вот Юрко Юрьевич… Шестьдесят четыре. А по-ёт! А житуху какую проскочил? Родился в 1914 году в Венгерском королевстве. В Белках. В пору его молодости горько шутили бедаки: "Захочешь в обед отдохнуть, ложись на своём поле посерединке, да не забудь ноги подвернуть: растянешься – панскую землю примнёшь".

Было время, называли эти места "краем, забытым Богом", называли "Африкой в центре Европы". Неподалеку от Чистого находится географический центр Европы.

За куском хлеба нужда снимала людей в чужие земли. Редко кто возвращался. Раз сорвался гореносец – будто камень в воду.

Батрачили Маричкины родители.

Батрачил сам Питра.