Собрание сочинений в 8 томах. Том 1. Рассказы и повести; Скандалист, или Вечера на Васильевском острове: Роман

— Не все ли вам равно, что у меня стоит в трудовой книжке? — равнодушно заметил мохнатый.

— Крайне важно, — с отчаянием сказал Чучугин. — Позвольте, гражданин, именно этого я не могу допустить! Документ с таким наименованием…

Он взглянул на самодовольного гражданина и открыл рот: мохнатый закинул голову, прищурил глаз, слегка улыбался.

— Документ? — произнес мохнатый наконец чуть-чуть приглушенным, но тем не менее страстным голосом. — Да знаете ли вы, гражданин, что такое документ? Документ есть удостоверение личности, а личность к этому документу прилагается, гражданин!

— Документ есть… — растерянно повторил Чучугин.

— Документ существует, — с удовлетворением подхватил мохнатый, — он существует вообще, и он же существует в частности. И личность при нем не обязательна. Вы при вашем документе не обязательны, гражданин!

— Скабрезник, безответственное выражение, — пробормотал Чучугин.

— Ага, безответственное! А вы думаете, что вы существуете просто так себе, родились без разрешения и существуете? Отнюдь! Вы существуете документально, гражданин! Что касается меня, то я…

Он вытянулся, побагровел, отставил ногу и взглянул на Чучугина с величественной осанкой.

— Я член многих комиссий и лицо, на которое возложены заботы до некоторой степени государственного характера.

Чучугин присел, втянул голову в плечи, собеседник его внушительно шевельнул губами и, надуваясь, отошел в сторону.

«Ну, погоди же ты, голландец, — распрямляясь, подумал Чучугин и легонько плюнул, — я тебя счас подкачаю, голландец! Я знаю, что с тобой делать, голландец!»

Скользя по мыльным шелковым доскам, он приблизился к крану и за спиной мохнатого налил полную шайку холодной воды.

Мохнатый, величественно выгибаясь всем корпусом, мылил голову; он слегка покряхтывал, поплевывал.

Чучугин спрятал шайку, — холодная вода плескалась за спиной, — прошелся туда и назад, беззаботно подергивая задом.

— Гражданин, хотя по сему поводу и не имеется… — пробормотал он и, замирая от страха, разом опрокинул на мохнатого шайку.

И тут же он остолбенел от удивления, всплеснул руками, подогнул ноги; и все это было совершенными пустяками в сравнении с несчастным положением пострадавшего гражданина.

Холодная вода вдруг произвела на него ни с чем не сравнимое действие: он сразу весь съежился, потерял величественность и упругость, посинел, даже как будто уменьшился в росте.

Он растерянно махал руками и, жалостно смотря на Чучугина, бормотал что-то.

— Преследуется по закону… — разобрал Чучугин.

— Ага! — прохрипел он с яростью. — Государственного характера? Ка-камиссий? Теперь сидите тихо, гражданин! Внимание! Успокойтесь!

4

Внизу, на скамейках, кряхтели мастеровые и лица, пользующиеся наемным трудом, облака плыли над ними, и здесь, на полке́, под облаками, Чучугину стало немного легче.

— Скабрезник, гражданин! — крякнул он еще раз.

Но мохнатый исчез в парах, не отозвался. Худощавый, с поповскими волосами, махнув Чучугину гривой, негодующе согласился.

— Налезли, действительно, — сказал он сурово, — места им мало, еще с той стороны поло́к есть.

— Скабрезник, я сказал, скабрезник!

— На Пресне? — удивился длинноволосый. — Как на Пресне? На Пресне сейчас черт-те что делают! Богохульство на Пресне!

— Скабрезник! — яростно заорал Чучугин и с размаха хлопнул себя ладонью в грудь.

Длинноволосый помрачнел и уселся, свесив длинные кукольные ноги.

— То есть как это скабрезник? — не спеша спросил он, и два синеватых желвака вскочили у него на скулах. — Вы как смеете обзывать таким словом лицо священной профессии? Хамовато, гражданин!

— Священная профессия? — жалостливо переспросил Чучугин. — Ну что, каково живется, батя?

Длинноволосый крякнул с презрением и отвернулся.

— Напрасно, батя, — весело заметил Чучугин, — сожалею, честное слово, сожалею; что делать, вопрос государственного значения, никак нельзя было поступить иначе.

Густейшие облака ринулись на него, он разрезал их руками, оборотился на спину и, скользя по мокрым доскам, подобрал под себя ноги.

Холодные капли падали на него с потолка. Чугунный гигант полез на поло́к, доски сгибались под его ногами; и пухлый мальчик по-прежнему шел за ним, грустно почесывая спину.

— Поддай-ка, Александр Федорович! — крикнул гигант.

Сухощавый банщик с ежиком провалился в дыру за поло́к и принялся возиться там, с шипеньем отбрасывая от себя воду.

«Керенский, — опасливо подумал Чучугин, — до чего довели все-таки! На советскую службу пошел».

— Сегодня он банщик, — крикнул он гиганту (гигант в изнеможении лежал на лестнице), — а завтра он, может быть, черт его знает, член ка-камиссий, а там, смотришь, опять в министры шагнет! Нет, вы как хотите, а я таких личностей ни в коем случае не принимал бы на советскую службу.

Гигант мутно посмотрел на него и беспомощно шлепнул губами.

Чучугин почувствовал дурноту.

5

Дурнота эта началась с полнейшего ощущения беременности. Легкая тошнота подкатилась под сердце, язык напружинился, под рукой, упавшей на живот, он явственно почувствовал барахтанье.

«Хм, вот так штука, где же я это подхватил?» — смутно подумал Чучугин.