Собрание сочинений в 8 томах. Том 1. Рассказы и повести; Скандалист, или Вечера на Васильевском острове: Роман

— Нужен больной! — прокричал он наконец и тут отдышался, пришел в себя. — Имя: Дмитрии, отчество: Иванович, фамилия: Чучугин. Сейчас же, сию минуту.

Швейцар хмурился, сонно качал головой:

— Нет приема, поздно. Когда проспались, что вы, гражданин?

— Заведующего, директора, — твердо сказал Чучугин.

Седовласый, сушеный старичок выплыл перед ним, целлулоидный воротник спадал с шеи, кадык двигался между лацканов, забрызганных перхотью.

— Главный ревизор-инспектор Галаев, — объяснил Чучугин, — сейчас же, сию минуту еду в долголетнюю командировку, зашел проститься с дядей, с двоюродным братом, некий Чучугин, содержится у вас, прошу не отказать, больше не надеюсь увидеть.

— А-та-та-та-та-та, — сочувственно пробормотал старичок, — надо-да-да-да-да. Да! Он в тихом, в тихом, та-та-та.

— Он чрезвычайно тихий, ваше превосходительство, — отчетливо сказал Чучугин.

Старичок удивленно поднял бровь, выдвинул ухо.

— А-та-та-та-та, — пробормотал он, успокаиваясь, — проводите в четырнадцатую. Чучугин, как же, помню. На-до-да-да…

Коридор, непохожий на Невский проспект, блистая верхним светом, мелькнул перед Чучугиным, служитель морщился, негодовал, и цифры на выпуклых белых бляхах бежали вдоль дверей.

— Нет ли у вас закурить, гражданин? — попросил служитель. Он шарил за ключом, щупал пальцем замочную скважину.

— Нет, курить мне запрещено, не курю.

Чучугин оборотился спиной и, спрятав голову в пиджак, подбирая вдруг размякшие губы, задом вошел в комнату.

Так он и остался стоять, пугаясь, холодея, покамест чей-то отдаленный смешок не послышался ему. Смешок показался ему знакомым.

— А-хи-хи-хи, да, да, хи-хи-хи, — разобрал он наконец и сразу оборотился.

На кровати в полосатых подштанниках лежал и хихикал немного похудевший, взъерошенный, но все же он, Чучугин, не кто иной, как Чучугин, имя: Дмитрий, отчество: Иванович, фамилия: Чучу…

Чучугин просто, Чучугин в штанах, не сдерживаясь больше, заревел, бросился в угол и присел на корточки, зажмурив глаза, кусая соленый, вязкий, как вар, язык…

Чучугин в подштанниках перестал хихикать, вздохнул, слез с кровати и, жалостливо хмыкая, пошел в угол.

— Мить…

Чучугин в штанах дрожал, плакал.

— Мить, а Мить… — повторил тот, — ты не волнуйся, Мить, не надо, чего там… Ну, не вышло, так и не вышло, ехало — болело. Плюнь, Мить, не плачь, мы еще повоюем.

— Так, значит, и не было ничего, — сквозь слезы пробормотал Чучугин, — и Галаева никакого не было, и документ я не менял, и мохнатого субъекта не встретил?

— Не, куда там, — вздохнув, отвечал тот, — и не было, и не было. И не мудри, Митя. Ничего не было.

— Так, значит, я тут безвыездно сидел, и все то же, все то же?

— Ну, нет, как сидел. — Чучугин в подштанниках грустно покачал головой. — Ты удрал, удрал, Митя. Ты в баню удрал, разделся даже… Да только тут и конец, тут тебя и застукали!

— Да позволь, как застукали? — Чучугин вскочил, выбежал из угла, размахивая руками. — Позволь, да я сам, своими глазами видел, как обмишулились, как другого взяли.

— Хотели взять, могли взять, — вздохнув, поправил тот, — могли, но не взяли. Могли взять, а ты уж бог весть чего наворотил, напридумал…

— Позволь, да ведь я в кутузке сидел, женился, дети ведь, что же, и детей, что ли, не было?

— Эка прицепился, брат, было — не было!

Чучугин в подштанниках махнул рукой и, мягко ступая, пошел к себе, лег на кровать. Бородка торчала вверх, хохолок у него свалился набок.

Чучугин в штанах успокоился и, еще всхлипывая, притулился у окна.

— Было — не было, — услышал он смутно бормотание, — напридумает такого, сатана зубы обломает, и который раз… а после плачется. Жена, дети. Откуда у тебя дети? Ты больной, ты, Митя, детей иметь не можешь. Ушел через клозет, это верно, против этого я не спорю. И заметь, когда ушел? Давным-давно ушел, уж и позабыли все, а он все никак успокоиться не может. Ну, не удалось, ну, приволокли обратно. Так тут не плакать, тут момент нужно ловить, Митя!

Начинало темнеть. Чучугин шагал и шагал, поглядывая на кровать: полосатые подштанники полоса в полосу сходились с больничным одеялом, подушка еще бормотала невнятно, и наконец легкий храп начал пробиваться и поскрипывать. Чучугин остановился и успокоенной рукой привел в порядок растрепанные волосы, одернул пиджак, поправил галстук. Подойдя к дверям, он робко пошевелил ручкой, еще раз вздохнул, дверь не отпиралась.

Храп мотался по серому одеялу, забирая высоту, и с каждым выдохом становилось все сумрачнее, темнее.

Хитро прищурясь, Чучугин расстегнул брюки, приложил ладонь к горячему, сухому животу и, согнувшись под прямым углом, постучал в двери.

— Окружен с трех сторон, — пробормотал он и вылупил глаза на служителя, приотворившего дверь, — имя неизвестно, республика в опасности. В минуту крайней нужды прибегаю к вашему благородию: дозвольте воспользоваться клозетом.

Путаясь, утвердительно мотая головой, он протискался в черную дверь уборной и неслышно накинул крючок. Четыре высокие стены сдвинулись перед ним в одну узкую коробку, и сияющий дальтонваз стоял меж них и шумел повелительно и непреклонно.